Женские портреты в романах Сергея Лихачева. К 8 марта!

Портрет Наташи Паниной из психологического романа «Наперегонки со смертью»

― Входите-входите! ― крикнул Ямщиков в ответ на несильный и неслабый, а ровно какой нужно стук в такую дверь, и выключил звук.

На пороге возникла миловидная светленькая девушка с округлым спокойным лицом, высокая, не полная, но мягкая, будто без костей. Всю её одежду составляло очень короткое, на бретельках, платье из белого атласа и серебристые плетёные босоножки на высоком каблуке. На ней вопиюще отсутствовали какие-либо украшения ― и, тем не менее, она вся сияла. Ни видимой косметики, ни сумочки, ничего, что могло бы отвлечь от незащищённой обнажённости тела, от всего великолепия ухоженной кожи. Даже мягкие и серебристые, похожие на пучок ковылей, гладкие волосы на аккуратной головке представлялись уже одеждой. Мелкое витое руно перед розовыми ушками подрагивало и оживляло лицо.

Поздоровались. Панина улыбнулась, огляделась, поискала глазами зеркало, как раньше, входя в дом, искали икону, не нашла ― и лицо её выразило едва уловимое неодобрение. Потом она взялась двумя пальчиками за подол платья, чуть оттянула и приподняла, шевельнула им на свету, осталась довольна отражением. И тогда, слегка подъёрзнув, утвердилась на краешке поставленного для неё в центре комнаты тонконогого табурета, в полуобороте к столу Ямщикова, скрестила ноги и, выгнув спину, оперлась руками о колени. Вся её основательная поза говорила о полном самообладании и готовности выступать не только речью, но и ― для большей убедительности ― всем обликом своим. Кабинет заполнился её духом. Она пахла молоком, и мёдом, и свежим пшеничным хлебом.

― Легко с анкетой управились, ― скорее сказал, чем спросил Ямщиков.

Вопреки гневным взорам и жестам Маши, он продолжал заинтересованно, на запоминание, разглядывать девушку. Её фигуру делали обнажённая высокая шея; изящные гибкие и подвижные руки, ниспадающие как ветки ивы; ноги с мягкими, плавными линиями и округлыми коленками; маленькие прозрачные раковины ушей с непроколотыми мочками и влажные неопределимого цвета глаза, излучающие доброжелательность и душевное спокойствие.

― Приходилось об этом размышлять, ― улыбнувшись одними губами, мягко ответила та, ― когда решала, выходить или нет за Ивана.

Говоря, Панина слегка подавалась вперёд, вытягивала губы, приподнимала брови и расширяла глаза. Она будто целовала через воздух своего собеседника. Небольшие подвижные ямки у кончиков губ необычайно оживляли лицо, в них таилась улыбка».

*****

Портрет Нимфы с животрепещущей тривизиткой из сатирического романа-эпопеи «Свежий мемуар на злобу дня».

(Необходимое преуведомление: автор портрета — премьер-майор, товарищ Бодряшкин с квадратной головой)

Я не француз, но к девушкам испытываю трепет! Но в ещё большей степени при каждой новой встрече с русской красой существом моим овладевает безграничное удивление: как на дико оскудевшей отечественной клумбе ухитряются в изобилии взрастать столь ослепительные розы?! Поневоле русским дендрофилом станешь! А вот в удобренных и обильно поливаемых америках-европах красивых девок вовсе нет: как сам бывал — не видел ни одной! На их дам без слёз не взглянешь: год красивую ищи — весь год проплачешь! А тут, бесплатно и с доставкой, рабочего средь бела дня, открывается дверь — и нате вам прекрасный образец…

В белокурой и высокой нимфе о девятнадцати годах, что вся в мини и глянце возникла пред моими восхищёнными очами, было всё для благотворной и щедрой любви к начальственным, завсегда нехилым, лицам: животрепещущая тривизитка — 110-70-120; обворожительная млечность; волнительная походка «змейкой»; манящий взор ярких васильковых глаз; румяные щечки с пикантно исчезающими ямками; чувственной вырезки губы — сочные истекающие алой слизкой; точёная цилиндрическая шейка; золотистые и подвижные кренделёчки на висках… — ну всё! А кожа… — какой там, на фиг, натуральный шёлк! — кожа… — ну просто мамынька родная, кем б ты ни была! Это я ещё ногти и ресницы опускаю! Ну а попа её, по округлости, посрамит геометрию циркуля! Как увидишь деву такую — помирать неохота!

Присела на самый краешек скрипнувшего стула, кой — мрак! — стал выглядеть сразу обветшалым, вульгарным и как бы принесённым из хлама дачного сарая, ножки свои длинненькие, полненькие — какие особенно приятно обжимать и гладить — в туфельках на каблучке со шпорками, вытянула и скрестила, а спинку парфянским луком выгнула, да так, что спелой грудью, разверзшейся из низкого выреза блузона, и парфюмом окончательно меня достала… — ну, хоть кричи!

Про таких душечек мой Патрон как-то, по нетрезвому случаю, потрясая именным Макаровым, изрёк (даю в трезвой редакции, как сам помню): «Исчезли многие русские типы: не стало больше волевых, суровых лиц, какие у старых воинов были; не стало теперь басов и сильных теноров — в оперу некого призвать; сгинули невесть где иные родные типажи; но если не станет полнокровных весёленьких блондинок с молочной кожей и золотистым пушком, отплясывающих бойко и поющих звонко, всё: уйду в последний свой поход — накажу поголовно двадцать врагов Родины и сам застрелюсь, на!..» 

Только, знойный читатель мой, не след задавать чеховским душечкам вопросы из смежных отраслей!

Здесь я — не без тянущей тоски и грусти — к месту расскажу: халтурил в молодости и как-то, экзаменуя студентов мукомольного техникума, одну голубоглазую красавичну-блондинку — строго по билету! — спросил: «В чём заключается брак муки?» Ответ и образ самой дивы запали в меня на всю жизнь: «Брак заключается — это когда замуж выходят. А мука разве может замуж выйти? За кого?» Такая девушка — в подругах или в жёнах — мечта любого правильного русского мужчины! А я, молодая тогда кандидатура душеведческих наук, весь из себя, почти герой, но, увы, с квадратной головой, едва уволившийся из армии и посему ещё без толики житейской мудрости на гражданке, в зачётку ей поставил «отлично» и просто ушёл, потеряв свою непосредственность навек… Вот простофиля! С тех пор, как встречу душечку, возносящую мою память к образу красавичны-блондинки из мукомольного техникума, как припомню её «брак муки» — сердце под ложечкой защемит… Лопух: счастье своё упустил! Чувственные девушки после успешно сданного экзамена так сильно возбуждаются… — бери её, тёпленькую, и тащи скорее в ЗАГС или ещё куда…

Да, быть девушкой очень интересно: наряды, шопинг, женихи, вихрь жизни в трубке телефона, кредит невыплаченный, суд…

Лицо нимфы и, особливо, уклончивый поначалу взгляд отражали, однако, некое сомнение, из чего я смело заключил: девица стоит перед выбором своей жизненной стези, и посему заботливой мамашей отправлена за бесценным советом к авторитетному специали­сту по кадрам и вообще.

Товарищ Бодряшкин, автор мемуаров