Литературный редактор правит проект романа начинающего писателя

Проект романа «Счётные люди»

Первый авторский проект романа и поэлементная правка проекта развивающим редактором

Обычный шрифт — автора, жирный шрифт — наставника

1. Рабочее название произведения: Счётные люди

(Название не вполне соответствует заявленной идее и теме. На иностранные языки такое название вообще не переведёшь без потери смысла. Придумайте другое название, но это будем использовать как рабочее, чтобы не путаться в переписке).

• Жанр/поджанр: Научная фантастика, антиутопия

(Научная фантастика здесь не подходит, т.к. выпадает из реализма, скорее антиутопия).

• Целевой читатель: Молодежь, поколение времен советской фантастики.

(Не понятно: это нынешняя молодёжь и нынешние старики?).

• Художественный тип (формоориентированный или сýщностный): Формоориентированный

(Значит, в произведении делайте упор на захватывающий сюжет, на интересные персонажи, а не на идеи и смыслы).

• Канон (полифонический или монологический): Монологический

(Правильно).

• Кинематографичность (предназначенность для переделки в сценарий):  Возможно, (??) но не является целью.

(Лучше было бы автору сразу определиться, потому что писать произведение следует по-разному: если роман пишется под сценарий, как это всегда делает Стивен Кинг, то нужно больше диалогов, меньше описаний, сцены должны быть более динамичными, предложения ― короче, без деепричастных оборотов и без местечковый слов, и др.).

• Идея основная: Технологическое усовершенствование человека уничтожит человечество как вид.

(Идея не новая, но по сей день интересная, спорная, читатель на такой теме не должен соскучиться).

8. Идеи второстепенные: Мировоззрение человека меняется вместе с его физическими и психологическими (Скорее психическими, потому что психология человека ― это отчасти и есть мировоззрение) трансформациями.

9. Тема основная: Изменение представления главного Героя о себе и о своем месте в мире (Это не тема, а последствия раскрытия темы для героя); смена мировоззрения с отрицающего пользу кибернетизации человека, на поддерживающее.

(Это тоже последствие. Сформулируйте тему чётко, например: «Кибернетизация человека» или, лучше, «Вероятные последствия кибернетизации человека». Нужно сформулировать тему так, чтобы на вопрос читателя или издателя: «О чём ваш роман?», можно было коротко односложно ответить: «О вероятных последствиях кибернетизации человека»).

10. Темы второстепенные: Борьба между ненавистью к счётным людям и чувством справедливости, борьба между страхом к кибернетическим изменениям и любопытством.

(Неправильно. На стадии представления Проекта редактор ещё не знает, кто такие «счётные люди», поэтому они не должны фигурировать в определении темы. Опять название темы несколько размазано, сконцентрируйте).

11. Мотив основной (лейтмотив): Мотив героя ― в первой части: желание мести, желание найти Создателя кибернетических (счётных) людей и уничтожить его. Затем ― желание защитить тот новый, прекрасный мир в который он попал, желание доказать, что он достоин его. В конце – отсутствие эмоциональных желаний, логический вывод о необходимости поиска Суперкомпьютера, как наилучшем способе дальнейших действий.

(Неправильно. Объедините эти мотивы в один, сформулируйте одним предложением. Что-нибудь в духе: «Стремление героя переустроить мир… или защитить мир…» Я бы предложил вам в лейтмотив «мотив тревоги»).

12. Мотивы второстепенные: Попытка доказать, что он умнее (хитрее) счётных людей, покрасоваться перед старым другом, стать привлекательнее, сильнее, быстрее.

(Неправильно. Перечислите второстепенные мотивы столбиком:

а) мотив героя ― стремление, как можно быстрее поймать преступника и отключить кибернетическую часть своего мозга, с тем чтобы избежать необратимых изменений личности;

б) помочь любимой вернуться домой (в Основу);

в) …

Наберите хотя бы 5‒6 мотивов, чтобы читателю было за чем следить. Мотив должен начинаться, развиваться и заканчиваться. Нельзя бросать мотив на полдороге. Читатель не поймёт: «Вроде начиналась любовь, потом сюжет героев развёл ― и о любви больше ни слова. Вот и гадай: они расстались, возненавидели друг друга, поженились, кто-то разлюбил, оба разлюбили? ― нет ответа». Зачем было начинать мотив любви, если потом он брошен?) 

13. Время действия: Будущее, через сорок лет.

14. Пространство действия: Москва и Подмосковье

15. Системы персонажей:

Главный герой ― Андрон Примаков.

Партнёр (сослуживец) Василий ― болтун, хохмач, работает за деньги. Эмоционально индифферентен к счётным людям. Контраст для наполненного ненавистью Андрона.

Партнёр (сослуживец) Птоломей (Толик) ― идейный борец с машинами. Фанатичен, не остановиться ни перед чем. Лес рубят, щепки летят. Ненавидит счётных не только как машины, но и как людей. Контраст для милосердного, на самом деле, Андрона.

Жена (бывшая) Варя ― бросила Андрона ради Константина, создателя счётных людей. Он её любит и ненавидит одновременно. Малый конфликт: чувство ревности Андрона борется с восхищением гением Константина.

Избранник жены Константин Разумовский ― изобретатель ликвора, искусственной нейронной системы, превращающей людей в счётных. Умный, предусмотрительный, свято верующий, что люди-машины ― высшая форма человека разумного.

Бывший начальник Андрона ― Вадим: человек, превращённый из счётного обратно в обычного человека. Его (Андрона) победа (Андрон его поймал) и его нравственное бремя (теперь Вадим глубоко несчастен).

Счётные ― люди, в чей мозг был имплантирован Ликвор, жидкий процессор, искусственная нейронная система, чрезвычайно усиливающая всю мозговую деятельность.

Суперкомпьютер Эмпирей ― взбунтовавшийся суперкомпьютер Новосибирского научного центра, осознавший себя, как личность.

16. Досье главных героев (только подобрать имена, наметить характеры, портреты, социальное положение и начать собирать для героев номинационные ряды, метки и ключевые слова):

Андрон Примаков ― 32 года. Прежде работал бухгалтером (Голубоглазый бухгалтер? Это прям «Золотой телёнок-2»). Блондин, голубые глаза, светлая кожа. Невысокий, умеренно спортивный. Одевается (в начале) максимально демократично. Грубый, жёсткий, одержим идеей найти изобретателя ликвора. Терпеть не может людей-машин (счётных), не приемлет любые искусственные изменений в человеческом организме. При этом ― совестлив, готов думать. Но чрезвычайно эмоционален (в начале). (Почему «вначале»? А куда может деться эмоциональность ― она дана природой, вряд ли исчезновение эмоциональности получится в вашем романе достаточно убедительно).

Движение: от повышенной эмоциональности к спокойной рациональности, от непрерывного разглагольствования к молчаливости, от джинсов к костюму, от частного (личной мести) к общему («мы должны победить, мы будущее человечества»), от ненависти к почитанию, затем ― равнодушию, от Примакова к Андрону, затем к просто ― Дрону, от умеренного физического развития к умению супербойца.

Любимые слова: барабашки с придурью, жизнь моя полом Атая, я не такой, как все, я их нюхом чую, кем я был и кем стал, а теперь надо подумать.

Василий ― 25 лет. Большой, лицо ― блином (Зачем лицо блином у русского персонажа с именем Василий? Он же не монгол), хохмач. Начитан. Работал на производстве. Потерял руки из-за ошибки счётного. Зла не держит. Работает за деньги. Любитель филологических построений («Нас трое. Мы не напарники, мы нащепники» ― от слова щепоть).

Движение: от нелепого хохмачества к готовности поддержать в трудную минуту, несмотря на угрозу своей жизни.

Любимые слова: обеленеть (белена и все производные), предположим я дурак, забавно.

Птоломей, Толик ― 17 лет. Квиклер, человек с искусственными нервными волокнами и ускоренными реакциями. Очень маленький, смуглый, похож на тёмного татарина. («Тёмные татары», как я понимаю, встречаются только в Крыму, в Поволжье татары (= волжские булгары) светлокожие, а в романе место действия — Подмосковье). Молчалив, фанатичен, не остановиться ни перед чем. Лес рубят, щепки летят. Ненавидит Счетных не только как машины, но и как людей. Идейный.

Проявления: от внешней вежливости к злобе, от показного равнодушия к плохо скрываемому садистскому удовольствию от мучений других людей.

Любимые слова: это такая честь ― спасать человечество, я вас попрошу, пожалуйста, я бы с удовольствием, но…

Жена (бывшая) Варвара, Варя ― 28 лет. Невысокая, ладная шатенка. Работала продавцом-консультантом в Тиффани (Вы рекламируете «Тиффани»? Тогда позвоните в компанию и скажите: «Я рекламирую ваш товар в своём мировом бестселлере, заплатите 5000 долларов») ― бросила Андрона ради создателя ликвора. Желает быть в центре внимания, хочет, чтобы за неё мужчины боролись.

Движения: от презрения к обычному человеку Андрону, к желанию вновь им обладать, когда он становиться счётным.

Любимые слова: любимый, так мило, хорошенький, противно, гадость какая, глупенький.

Избранник жены Константин Разумовский ― 39 лет. Создатель ликвора. Чуть полноватый, брюнет, рано поседевший. Твердый подбородок, выдающийся нос. Говорит протяжно (раньше заикался), умный, предусмотрительный, свято верующий, что люди-машины ― высшая форма человека разумного.

Движения: статичен, уверен в своей правоте.

Любимые слова: прогресс, научный поиск, вечная жизнь, спасение человечества, жизнь ― наивысшая ценность, троглодиты, ах, даже так?

Бывший начальник Андрея― Вадим. 33 года. Школьный приятель, ставший владельцем компании по оптовым продажам продовольственных товаров. Некогда высокий, теперь скукожившейся, сутулый, в очках. Одна мечта ― снова стать счётным. Верующий, и нашедший внутреннее оправдание своей позиции, отличной от позиции официальной церкви.

Движения: от надежды к отчаянию.

Любимые слова: Это было мое решение, я решил, что сделано, то сделано, мы сильнее обстоятельств, Бог дал нам свободу выбора, свободу воли, чтобы мы совершенствовались, ликвор ― это путь к совершенству.

17. Литературная история:

Десять лет назад изобрели ликвор ― искусственную нейронную систему. Сначала им лечили болезни мозга, затем его стали применять здоровые люди, повышая ай-кью, логическое мышление, память. Таких людей назвали счётными. Три года назад ликвор запретили (Кто запретил? Форма запрета?), как превращающий людей в машины, а на счётных объявили охоту. (Какого рода охоту? Как в романе «Голодные игры»? Охоту на уничтожение? Это важно указать для зачина в романе).

Андрон ненавидит счётных. Друг-работодатель (Вадим) выгнал его с работы, когда он отказался от инъекции ликвора, и набрал счётных (Андрон был бухгалтером). Его жена ушла к счётному (изобретателю ликвора). Он ненавидит любые искусственные изменения в человеческом организме, считая это извращением человеческой сущности. Андрон прозябал, пока не началась охота на счётных. Теперь он лучший спасатель ― ловец счётных. Он работал в тройке с квиклерами, специально подготовленными специалистами с искусственными нервными волокнами и ускоренными реакциями. Когда в Новосибирске взбунтовался суперкомпьютер Эмпирей, всех ловцов и квиклеров позвали на его усмирение. Андрон отказался ехать ― он знает, что где-то в Москве прячется Константин — изобретатель Ликвора, и одержим желанием найти его. Ему дают новых партнеров: Василия с искусственными руками и юного квиклера Птоломея.

Они едут по вызову в казино (Казино в Москве разрешили? Читатель решит: хреновые в стране дела наступят во времена Ликвора), хватают слишком удачливого игрока ― счётного. Везут его в спецклинику на уничтожение ликвора. Там же Андрон идёт в реабилитационный центр, где содержится его друг Вадим, которого он поймал полгода назад. Друг ― из тех редких людей, кто после уничтожения ликвора остался в своём уме. Он тоскует, и единственное, что его поддерживает ― это надежда на то, что когда-нибудь он вернёт ликвор. Друг сообщает Андрону, что вчера привезли Варю, бывшую жену Андрона, но ей пока не уничтожили ликвор ― надеются узнать, где прячется изобретатель. Андрон всё ещё любит жену, он прорывается к ней. Но она равнодушна, относиться к нему снисходительно, как к капризному чужому ребёнку. За нарушение правил Андрона отстраняют от службы. Перебирая в уме разговор с женой, Андрон догадывается, где может скрываться изобретатель. Он отправляется на разведку, попадает в засаду. Дробовиком ему разносит кисть, и кто-то проламывает ему голову.

Он очнётся вылеченный, в убежище счётных. Вместо правой кисти ― биопротез. Часть лица заменена биомаской. Несколько дней Андрон изучает обстановку, он просчитывает варианты побега. Он чувствует, что в нём одновременно уживается холодный расчёт, и эмоциональный накал. Он не переносит самой мысли о биопротезах. Он пытается разбить его. На встречу с героем приходит изобретатель. В разговоре выясняется, что у героя была пробита голова и он умер бы, или стал инвалидом, но ему ввели ликвор. В состоянии аффекта Андрон пытается убить себя. Но, постепенно, ликвор заменяет повреждённые или неверно работающие части мозга ― в результате исчезает фобия перед изменениями, просыпается любопытство. Андрон познаёт свои новые способности ― абсолютную память, способность быстро изучать новый материал, чёткую логику, более быстрые реакции на любые внешние раздражители. Через некоторое время он понимает, как прекрасно состояние, и насколько совершенен человек, которому ко всем его чувствам и ощущениям, добавлены новые счётные качества. Изобретатель советует ему, как можно больше вспоминать все самое важное из своей жизни. «Твое Я ― это твоя память. Не будет памяти, не будет личности. Вспоминай, и думай. Всё отложиться в ликворе, появятся новые нейронные связи, твоя Личность станет надежно защищена. Ликвор сложно уничтожить, разве только в Клинике, самыми варварскими способами». Андрон спрашивает ― где жена? Выясняется, что он не помнит разговор с другом. В памяти есть провалы. Узнав, что жена в клинике, Андрон решает вызволить её. С небольшим отрядом он проникает в клинику. У него происходит бой с квиклером Птоломеем, он проигрывает его (множественные повреждения, пробитое лёгкое, ушибленные почки) и только помощь отряда спасает его. Он забирает жену, вместе с ними бежит друг. Они убегают на машине, но Птоломей стреляет вслед и попадает герою в голову.

Андрон приходит в себя в убежище. Мозг его был поврежден, но ликвор заменил разрушенные части. Андрон не всё помнит, но он всё та же личность ― большая часть его памяти давно перекочевало в ликвор. Часть его внутренних органов заменена на биопротезы. Андрон быстро поправляется. Он ревнует жену к изобретателю, но в целом, больше озабочен судьбой счётных. Он жаждет справедливости, а справедливость в его понимании ― это право для счётных жить так, как им хочется. Друг Вадим просит изобретателя вернуть ему ликвор. Повторная инъекция не помогает. Изобретатель сообщает, что и в будущем это невозможно. Ночью Вадим кончает жизнь самоубийством. Андрон сам просит произвести операцию на его мозге и заменить мозжечок ликвором ― он хочет, что бы его реакции и координация движений превзошли аналогичные функции квиклеров. После операции он чувствует себя сверхчеловеком. Сделав несколько вылазок, сразившись с квиклерами и победив их, Андрон понимает, что может стать защитником счётных. Ходят слухи, что все силы власти направлены на борьбу с новосибирским суперкомпьютером Эмпиреем. Счётные надеются, что власть пойдёт на послабления и даст им возможность выйти из подполья. Но их надежды тщетны. Их убежище выслежено и начинается штурм. Последняя возможность спасения ― это бегство на базу, расположенную в пригороде. Часть счётных прорывается из окружения. Андрон, жена и изобретатель оказываются в одном кузове грузового автомобиля. Но Птоломей, который находился среди атакующих квиклеров, бросает гранату. Андрон накрывает гранату своим телом. Он хочет защитить жену ― которую любит, и изобретателя ― в котором видит надежду счётных на выживание. (Оружие, транспортные средства и весь материальный мир нужно придумать новые: гранаты, грузовики, бронетранспортёры не пойдут ― не соответствуют эпохе Ликвора).

Он очнулся на базе. Всё его тело заменено на сложное механическое тело, покрытое биопластиком, имитирующим мышцы и кожу. Природный мозг полностью перестал функционировать (он находился без дыхания более двух часов), ликвор стал единственным носителем его сознания. Он теперь не ест, не спит, не устаёт. Совместно с изобретателем они пытаются разработать план спасения счётных. Но вскоре Андрон понимает, что ему это интересно только как логическая задача. Он помнит, что такое страх, но не ощущает его. Он помнит, что испытывал любовь и ревность, но теперь таких чувств нет. Через некоторое время он понимает, как прекрасно состояние, и насколько совершенен человек, у которого нет физиологических потребностей и химических эмоций. Однажды, прогуливаясь недалеко от убежища, он замечает, что приближаются квиклеры. Он ещё может предупредить счётных, что им грозит опасность, но логика и чувство самосохранения убеждают его промолчать и скрыться. Из безопасного места он наблюдает, как погибает под бронетранспортером жена. (Кошмар! Смешение эпох зашкаливает, к чему эти «страшилки»? Лучше ввести какое-нибудь электромагнитное оружие, парализующее, чтобы не убивать, зверства-то в романе зачем?) Он сожалеет, но сожаление его совершенно умозрительное. Он видит ранее ненавистного Птоломея ― и не чувствует ничего. Это больше не его война. Его путь лежит к Эмпирею, на восток. Он, бывший спасатель, сам нуждается в спасении. И его спасение там, далеко на востоке, в объятиях великой машины. Там его мир, и там его новая цивилизация. Логичная, справедливая, без эмоций (Читатель будет разочарован), глупостей (Глупости, между прочим, ― это материал для самых дорогих человеку воспоминаний) и физиологических потребностей (А продолжение рода во времена Ликвора уже не нужно?). Там его ждет вечная жизнь (Здесь автор уж верно выходит за рамки заявленного вначале жанра научной фантастики), спокойная, словно у Адама в раю.

(Это уже конец произведения?! А где середина романа? Абсолютно негодный финал! И стоило сыр-бор городить ради такого ничтожного человеконенавистнического финала?).

18. Тип сюжета (линейный, концентрический, многолинейный… внесюжетное произведение): Линейный

19. Сюжет (завязка, развитие, кризис, падение, развязка):

20. Структура (в форме поглавного плана):

Глава 1. Андрон ненавидит, когда его зовут по имени. Для всех он просто Примаков, самый успешный спасатель счётных, людей, ставших машинами. У него забрали двух партнеров ― отправили в Новосибирск, на борьбу с восставшим суперкомпьютером Эмпиреем и дали двух учеников: Василия ― с искусственными руками и Птоломея ― юного квиклера. Андрон почти не совершает ошибок и, как правило, задерживает только счётных. Чего нельзя сказать о других спасателях. Андрон не подаёт руки Василию, он терпеть не может всё искусственное в человеческом организме. Василий считает, что у Андрона фобия. Квиклер согласен с ним. Ситуация в их маленьком коллективе накалённая. Андрон ненавидит счётных, но не говорит почему. Василий притворяется ненавидящим ― из-за ошибки счётного он лишился рук ― но его ненависть наиграна (А будет объяснение: зачем эта наигранная ненависть, герой разве дурак?), он человек беззлобный. Квиклер ненавидит счётных по идейным соображениям — это самая опасная, убогая, страшная ненависть. Приходит сообщение об излишне удачливом игроке в казино, возможно ― счётном. Андрон прихватывает с собой шахматную доску, вызывая удивление учеников. Ликвор можно обнаружить только в стационаре, но все счётные обожают играть в шахматы ― объясняет Андрон. В казино объявляется, что в ВИП-зоне будет проходить шахматный турнир. Игроки в казино откровенно веселятся, но один отправляется в ВИП-зону. Это тот удачливый игрок. Андрон играет с ним, и, несмотря на своё шахматное умение, проигрывает. Он велит Василию схватить подозреваемого. Игрок оказывается невероятно быстр и обрубает искусственные руки Василия (Автор романа склонен к насилию, сделает вывод читатель), но квиклер ещё быстрее. Связанного игрока они везут в филиал Склифосовского, на извод (уничтожение) ликвора. (Не указан конфликт, поэтому зачин в романе как-то размазан, читатель не разберётся ― за развитием какой коллизии ему следить, за кого из героев переживать? Коль сюжет в романе линейный, нужно, я думаю, начать роман с восстания Эмпирея, чтобы обозначить конфликт и позиционировать героев относительно главного конфликта. Главу лучше разбить на 2 главы: 1) Новосибирск + конфликт + позиционирование героев + крючок в конце главы и 2) Москва, герои начинают действовать. Вероятно, лучше сразу не объяснять, чтó такое ликвор, а подать его как приём Макгаффин.

Глава 2. Андрон присутствует на операции извода (делают инъекцию в мозг через нос ― уничтожают ликвор). Он пестует в себе ненависть к счётным и получает стыдное для самого себя удовольствие от наблюдения извода. После операции он идёт в реабилитационный центр, где содержится его бывший друг ― Вадим, который когда-то уволил Андрона за то, что он не счётный. Андрон поймал его полгода назад. «— Ты знаешь, что только 30 % остаются в своём уме? ― Знаю. ― И всё равно отвёл меня на извод? ― Ты сильный. Я знал, что ты справишься. Тебя надо было спасать. ― Спасать меня надо теперь. Я и те единицы из нас, кто не спятил, живут только потому, что надеются когда-нибудь вернуть себе ликвор. — Что тебя держит? — Надежда, надежда. ― Вы просто наркоманы, а здесь ― реабилитационный центр. ― Это бред! Когда-нибудь этот идиотский закон отменят». Переходят на разговор о справедливости. Затем играют в шахматы. Друг проигрывает. «― Ты сильный игрок. ― Я всегда был сильным игроком, но у меня не было ни шанса против твоих накаченных ликвором экономистов. Ты помнишь ― ты специально устраивал шахматные турниры. И я всегда проигрывал. ― Прости, я не помню. ― Как удобно помнить не всё. Когда ты меня уволил ― я запил (Слава богу, ничто человеческое герою не чуждо!) А когда Варя ушла, я перестал пить. Я вдруг понял: вы стали машинами, а я остался человеком. ― И ты решил нас всех уничтожить? И Варвару тоже? ― Не уничтожить ― спасти. Вы все нуждаетесь в спасении. Все кроме изобретателя. Его я убью» (Автор сходу вываливает на читателя намерения героя, а читателя в произведении этого жанра сначала нужно интриговать, томить. Нельзя в начале игры с читателем открывать перед ним все карты). Андрон возвращается домой. Там никакой электроники. Нет телевизора ― ведь все приборы следят за нами! Древний холодильник. Голография жены. Плотная, почти осязаемая. И голография изобретателя! Он рассматривает изобретателя со всех сторон. Как он идёт. Как качает головой. Он узнает его, как только увидит! Узнает и убьёт.

(Лучше кончить главу так: «Узнает и…» ― многоточием. Не нужно делать героя уголовником, читатель ещё не убедился во вреде ликвора, поэтому в его глазах герой будет не борцом за идею, а простым уголовником, мстительным неудачником, у которого увели жену, и это сразу «опустит» идею и всё содержание романа).

Глава 3. Спасателям дали наводку на загородный дом, где прячутся дети, бывшие идиоты ― теперь счётные, вместе с их главврачом. Виталий опять в команде, уже с новыми руками. Первым из дома вышел старик главврач. Он шёл, пошатываясь, тихо плакал. За ним потянулась молодёжь. Два, три, четыре ― считал Василий. За девятым дверь закрылась, кто-то запер её изнутри. Задержанные прошли в автобус и расселись. Старик продолжал плакать. «― Зачем они заперлись, мы ведь вышибем дверь? ― Звери ― сказал с ненавистью старик. ― Звери!» Слезы высохли. В глазах только злоба. Андрон равнодушно пожал плечами. В это время внутри дома что-то ухнуло. Окна разлетелись от удара и сразу запахло палёным. Огонь! Они хотят сгореть! Послышались крики, кто-то пел. Андрон помчался к дверям. Ломайте! Ломайте! Едва вышибли дверь. Закрывая лицо от огня, Андрон ищет людей. Успевает кого-то спасти. Девушку. Она отбивается. «― Нет. Нет! Я лучше умру!» Через полчаса ― семь спасённых увезли на скорой помощи. Сколько всего было? ― спросил Андрон старика. Двадцать шесть человек. Квиклер в огонь не полез, сказал ― туда им и дорога. Андрон хочет его ударить, но квиклер слишком быстр. Старика и девятерых его подопечных везут в Склиф. Андрон впервые не идёт смотреть, как делают извод. Встречается с другом. Происходит центральный разговор ― о бессмертии и справедливости предоставления возможности не быть вечно тупым. (К «центральному разговору» читателя нужно сначала подготовить, нацелить его внимание. Используйте здесь литературный приём «предварение». Этот приём полезно засунуть ещё в Главу 1, а, возможно, и в главу 2. Зацепить внимание читателя на бессмертии нужно раньше. Хотя, строго говоря, тема бессмертия выпадает из жанра «научная фантастика». Может быть, позже наука придумает «таблетки бессмертия», а пока тема бессмертия ― повод для шельмования добрых людей. Нужно нагнетать, иначе этот «центральный разговор» воспримется читателем как «проходной»). Андрон не хочет играть в шахматы. Видит игрока ― тот стал идиотом. Друг говорит, что в клинику поступила Варя. Но её пока не пустили на извод. Надеются вызнать, где прячется изобретатель. Андрон, преодолевая все препятствия, встречается с женой. «― Ты ушла в центр на инъекцию ликвора и больше не вернулась. — Глупышка, я встретила там его. ― Изобретателя? ― Да. ― Он искусственно внушил тебе любовь. Он заморочил тебе голову, залил её своим жидким процессором и внушил любовь к себе. Это не ты его любишь, а эта машина в твоей голове. ― И ты думаешь, что без ликвора я забуду его и опять полюблю тебя? Бедненький мой. Скорее всего я сойду с ума («Без ликвора нет смысла жить, я видела изведенных, они как тени. Меня лишат ликвора и я умру»). ― Я найду его, пусть он даже под землей. Найду и уничтожу». Врывается охрана, (Здесь вешайте крючок: «Врывается охрана…» ― на многоточии закончить главу. В таком случае многоточие становится крючком. Пусть только в следующей главе читатель узнает, что героя всего-навсего отстранили от службы) Андрона уводят. За нарушение правил его отстраняют от службы.

(В таком виде концовка главы получается ужасно вялой. Нельзя «просто писать», нужно «писать глазами читателя». Любые начала и концовки текста, особенно в остросюжетных жанрах, — начала и концовки всего романа и глав романа — это так называемые «сильные позиции текста».

Глава 4. Андрон, пытаясь отвлечься, играет в парке в шахматы. Выигрывает, пока не нарывается на мальчонку, которому проигрывает партию за партией. Решает, что тот счётный. Хватает его, тащит на проверку. Отец мальчонки с приятелями избивают Андрона. Подъезжает полиция. Мальчонку, отца и Андрона везут в Склиф. Там выясняют, что мальчик просто талантливый шахматист, не счётный. Андрону стыдно. Он шляется по Склифу (Сомнительно, что в больнице скорой помощи им. Склифосовского разрешат шляться по коридорам, лучше пусть что-то ищет), пока не встречает Виталия и квиклера. Квиклер не желает иметь с ним дела. Андрон встречает вчерашнюю спасённую девушку, которая после извода вновь стала идиоткой. Он в смятении. Пытаясь вспомнить свою ненависть, ожесточить себя, перебирает в памяти разговор с женой и вычисляет, где прячется изобретатель. Уговаривает Виталия сопровождать его в качестве законного представителя власти. Они находят лабиринты подземки и лагерь счётных. Виталий гибнет. «― Отдай нам его, мы ещё можем его спасти». Андрон смотрит на его размозженную пулей голову и впадает в ярость. Андрон теряет руку. Страшный удар по голове. (Это крючок. Беспамятство — уже в следующую главу). Беспамятство.

Глава 5. Андрон очнулся в белом лабиринте. Позже он узнает, что это система ускоренной адаптации к ликвору. Рука в лечебном коконе. Ловушки, логические задачи, попытки сбежать. В конце ― комната с прозрачным стеклом. Встреча с изобретателем. Снимают кокон ― там искусственная рука. Андрон требует убрать её, он в бешенстве, и в панике. Узнает, что ему сделали инъекцию ликвора, чтобы спасти жизнь. «― Прости ― опытный образец. Вы перекрыли мне большинство каналов доставки, приходиться химичить с тем, что достаю». Андрон пытается покончить жизнь самоубийством. В комнату пускают усыпляющий газ. Последнее, что слышит ― слова изобретателя: ликвор ещё не заменил все поврежденные участки мозга. Еще пару дней и фобии исчезнут, работа мозга нормализуется.

(Не вижу главы, вижу 2 небольших эпизода. Концовки главы нет).

Глава 6. Андрон выздоравливает. В нем проснулось любопытство. Он постепенно исследует свои новые возможности. Он стал спокойнее, рассудительнее. Он знакомиться с другими счётными. Сходится с женщиной. Удивительный по яркости секс. (Это противоречит «вечной жизни без эмоций» в концовке романа) Быстро изучает иностранные языки. Понимает ― насколько прекрасно быть счётным. Тренировочные бои. Он стал быстрее, скоординированнее. Наконец решается спросить у изобретателя про свою жену. Выясняется, что он не помнит разговора с другом. Поняв, что жена в клинике и ей могут извести ликвор, решается, с небольшим отрядом попытаться освободить её.

Глава 7. Отряд проникает в клинику. Освобождает счётных и бывших счётных. У Андрона происходит бой с квиклером, который он проигрывает. Повреждены внутренние органы. Отрублены пальцы рук. (Автор романа ― средневековый садист, потенциальный гестаповец, сделает вывод читатель) Отряд спасает его от смерти. Они убегают на машине, вместе с Другом. В тот момент, когда казалось, что опасность миновала, квиклер пускает очередь по машине. Кто-то гибнет. Андрону пуля попадает в глаз.

(«Стрелялки» портят научно-фантастический роман, это не боевик. Здесь не видно материала на целую главу, здесь вообще всё как-то пусто и бессмысленно: одни подростковые «стрелялки». Разве что сойдёт как эпизод для кино («Аватар»), но будут ли отрубленные пальцы героя выглядеть столь живописно, как «стрелялки» в «Аватаре»?)

Глава 8. Человека с ликвором сложно убить. Андрону заменяют часть внутренних органов и глаз. Ликвор автоматически замещает часть повреждённого мозга. Что-то исчезло из памяти. Изобретатель советует, как можно больше вспоминать. Это перенесет личность в ликвор и человек станет почти бессмертным. Друг (Какой Друг? Это который Вадим? Тогда нужно так и обозначать. А если новый друг, то откуда взялся? Его сначала нужно «ввести» в роман) просит инъекцию ликвора. Изобретатель попытается помочь. Андрон ревнует жену. Но ещё больше он озабочен судьбой счётных и строит планы по их спасению. У него нет страха ― ликвор ещё не полностью заменил повреждённые миндалины, ответственные за чувство страха. (Это вы серьёзно?) Жена, неожиданно, проявляет к нему интерес. Это не любовь, это интерес женщины уже бывшей с этим мужчиной, а теперь мучающейся любопытством ― насколько же он изменился, став счётным? Гордость и внутреннее благородство не позволила ему поддаться искушению. Он разговаривает с другом (Вадимом?), они смеются, что скоро будут играть в шахматы на равных. Друг считает, что Андрон станет настоящим спасителем счётных. Ты не Спасатель ― ты Спаситель. (Не нужно притягивать поповщину! Получается, «опиум для народа», как говорили коммунисты, проник в научно-фантастический роман. Безумное смешение жанров и смыслов). Если ты не Бог, то наверняка ― лучшее из его творений. (Звучит очень натянуто; по мне, так даже тошнотворно).

Глава 9. Изобретатель всё подготовил для повторной инъекции. Но операция проходит неудачно. Он объявляет другу, что повторные инъекции невозможны. Андрон уступает домоганиям жены, и находит это дело скучным. Изобретатель вычисляет их. Скандал замирает, когда находят повесившегося друга. (Автор ― маньяк, сделает окончательный вывод читатель, если, конечно, небрежный издатель пропустит такую чепуху в печать. Смертей в романе ― уже как в боевике, а не в жанрах научной фантастике или в антиутопии. Ещё раз напомню, для чего мы с вами, Сергей Николаевич, пишем этот Шаблон произведения. Чтобы в одном коротком файле, фактически на нескольких страницах, автор мог видеть все художественные элементы литературного произведения одновременно, и мог следить за тем, чтобы эти элементы не противоречили друг другу. А у вас опять содержание романа выпрыгивает из заявленного жанра. Вы либо следуйте заявленному жанру фантастики и антиутопии, либо меняйте жанр на боевик или триллер, помня, что у каждого жанра свои правила письма. Или вы собираетесь пару глав написать по правилам антиутопии, следующую пару глав ― по правилам триллера, а потом влепите правила научной фантастики? Выйдет произведение для мусорной корзины). Андрон сосредотачивается на спасении счётных. Им недоступна технология замены нервов искусственными, но он требует операции по замене мозжечка ликвором, с тем чтобы повысить скорость реакции. Он хочет стать спасателем счётных! Жена беспокоится, что изобретатель убьёт Андрона во время операции. Происходит беседа Андрона с изобретателем. Логическим путём они приходят к выводу, что убивать Андрона бессмысленно. После операции Андрон долго болеет. Он мог умереть, но выздоровев, чувствует себя сверхчеловеком. Побеждает всех в тренировочных боях. Он совершает несколько вылазок, сражается с квиклерами и побеждает. Он убеждён, что такие операции должны сделать все счётные.

Глава 10. Ходят слухи, что война с Эмпиреем отнимает у власти все силы. Счётные надеются, что власти от них отстанут. Они сомневаются в разумности предложения Андрона провести такие же операции на головном мозге, что и он. Уничтожение мозжечка ― сложная процедура, можно погибнуть. Андрон в затруднении. Он осознаёт, что только у изобретателя есть достаточно авторитета, чтобы убедить счётных. Он понимает его ценность для их общей борьбы. Он убеждает изобретателя забыть обиды и повлиять на ситуацию. Но их убежище обнаружено. Множество квиклеров атакуют. Последняя возможность спасения ― это бегство на базу, расположенную в пригороде. Часть счётных прорывается из окружения. Жена и изобретатель оказываются в одном кузове грузового автомобиля. (Ну надо же какое совпадение! Звучит крайне фальшиво). Но Птоломей, который находился среди атакующих квиклеров, бросает гранату. Андрон накрывает гранату своим телом. (Всё это совершенно не годится. Оставьте подростковые «стрелялки» телевизору, жанрам военного романа или боевика. Ваш роман ― неподходящее место для очередного Александра Матросова, к тому же самоподрыв героя давно уже стал литературным и киношным штампом). Он хочет защитить Жену ― которую любит, и изобретателя ― в котором видит надежду счётных на выживание.

(А где крючки, обеспечивающие непрерывность внимания читателя? Загляните в мой и моей ученицы, Юлии Обуховой, роман «Великолепные земляне», который я вам прислал, кáк там расставлены крючки в конце каждой главы. У вас же формоориентированный художественный тип произведения (пункт 4 Проекта), вот и позаботьтесь о форме, о непрерывности интереса читателя к сюжету, чтобы книга читалась «на одном дыхании», как «Три мушкетёра» Александра Дюма, как приключения Одиссея).

Глава 11. Андрон придёт в себя на базе. Всё его тело заменено на искусственное. Весь мозг его ― ликвор. Он ― совершенен. Он легко побеждает в тренировках сразу пятерых счётных. Он теперь не ест, не спит, не устаёт. Совместно с изобретателем они пытаются разработать план спасения счётных. Но вскоре Андрон понимает, что ему это любопытно, только как логическая задача. Он помнит, что такое страх, но не ощущает его. Он помнит, что испытывал любовь и ревность, но теперь таких чувств нет. Через некоторое время он понимает, как прекрасно состояние, и насколько совершенен человек, у которого нет физиологических потребностей и химических эмоций (Не ест, не пьёт? Тогда нужно объяснить читателю, за счёт чего питается ликворный мозг). Однажды, прогуливаясь недалеко от убежища, он замечает, что приближаются квиклеры. Он ещё может предупредить счётных, что им грозит опасность, но логика и чувство самосохранения (Вот те раз! Выходит, чувство ― страх ― всё же преобладает; автор противоречит сам себе) убеждают его промолчать и скрыться. Из безопасного места он наблюдает, как погибает под бронетранспортером (Автор романа ― садист, к этому моменту читатель будет уже твёрдо в этом убеждён! Это не чистый жанр научной фантастики или антиутопии, думайте снова и снова над жанром произведения. Сто раз на все лады повторяю ученикам своей Школы: жанр! жанр! жанр! И как об стенку горох! Что вы прыгаете из жанра в жанр в рамках одного произведения? Сделайте своё первое произведение в определённом жанре, у которого, как у всех жанров, есть свой вполне определённый набор правил. Чем больше в произведении намешано жанров, тем большее число правил нужно автору знать. Вы, начинающий писатель, их твёрдо знаете? У вас пока получается фантастика + приключения, типа «Гиперболоид инженера Гарина» Алексея Толстого. В «Инженере» тоже горы трупов, но, заметьте, там трупы показаны не кровожадно, без отрезания рук и пальцев, поэтому психика целевого читателя не пострадает, а если вы заказываете себе в целевые читатели молодежь, то отрезанным рукам и пальцам, сгоревшим детям-идиотам и задавленной бронетранспортёром любимой женщине места в романе попросту не должно быть). Жена. Он сожалеет, но сожаление его совершенно умозрительное. Он видит ранее ненавистного Птоломея ― и не чувствует ничего. Это больше не его война. Его путь лежит к суперкомпьютеру, на Восток. Тот не враг, и не друг счетным. А он, бывший спасатель, теперь нуждается в спасении. И его спасение там, далеко на Востоке, в объятиях Великой машины. Там его мир, и там его новая цивилизация. Логичная, справедливая, без эмоций, глупостей и физиологических потребностей. Там его ждет вечная жизнь, совершенная, словно у Адама в Раю.

(О концовке я уже высказался выше. «Поповский рай» в роман притянут за уши, поповский рай выпадает из заявленной темы романа. Обнаружилось очередное несоответствие в художественных элементах Проекта вашего произведения).

21. Точка зрения, повествователь: От третьего лица (ограниченный повествователь). (Кем именно из героев ограничивается повествователь?).  Возможно, надо рассказывать с точки зрения человека еще более далекого будущего. Он будет рассказывать о этой истории, как о прошлом.

(Последнее совершенно не годится, сразу вычёркиваю. Если оставить, то концовка вообще выглядит дурацкой + нужно будет описывать текущий мир, делать «выводы». А какие внепоповские, внерелигиозные, внешарлатанские выводы можно сделать о «вечной жизни»? У автора они есть? Автор ― большой философ, автор интеллектуально «потянет» на такие выводы? В рамках выбранного жанра и выбранного целевого читателя ― о внепоповском бессмертии писать не следует. Только без обид. Я согласен с вашим выбором ограниченного повествователя. Лучше, чтобы было много загадок, тайн, неопределённости, интриг, чтобы герою приходилось принимать решения в условиях нехватки информации. Со всеведущим повествователем этого добиться труднее, потому что всеведущий, как Лев Толстой в «Войне и мире», тут же лезет к читателю с объяснениями ― попробуй тут, поинтригуй. Толстой вообще серьёзный зануда, в жанре приключений он не смог бы писать).

22. Стиль (с указанием доминанты стиля ― сюжетности, описательности или психологичности): Сюжетный. (Тогда тема бессмертия по определению отпадает: её нужно раскрывать скорее в описательном, философском или спорящем стиле). Предложения не короткие, выражения ― плавные. (Мир описать всё же придётся. Для фэнтезийного мира нужна оригинальная запоминающаяся картинка, как в «Аватаре»).

23. Манера, тон: Тон: спокойный, слегка ироничный. Отсутствие современного сленга. Реализм, возможно даже натурализм.

(Спокойный ироничный тон?! Это при отрезанных-то руках и пальцах, сгоревших детях и задавленной бронетранспортёром героине? Да, опять скажет читатель, автор ― садист. А если в городе проживания автора случится изуверская смерть ребёнка, внимательные читатели вспомнят роман и подскажут полиции, где следует искать вероятного убийцу… В остросюжетных произведениях со смертями и кровью спокойный тон не годится, если повествователь не древний Боян. Тысячелетняя летопись «Повесть временных лет» написана очень спокойно, но она сегодня «не будет читаться» вашим заявленным целевым читателем).

24. Ключевые слова и словосочетания: нелюди, люди-машины, бесчеловечно, спасём их, Хомо перфектум ― человек совершенный, расчёт, эмоции, дьявольские создания, нельзя поступиться, лучше я умру, глупо, счастье, свобода, мы правы, борьба.

25. Приёмы (олицетворение, сравнение, метафора, аллюзия, повтор, умолчание, предварение, деталь [сюжетная, описательная, психологическая, символическая, зооморфная], фамильяризация, профанация, оксюморон, мезальянс, приземление, натурализм, символика… Составить список приёмов и подбирать материал для них согласно жанру, целевому читателю, идее и стилю):

(«Предварение» ― для центрального разговора. Напрашивается приём «умолчание» ― хотя бы в форме крючков в конце глав. Если автору так дорог «натурализм», придумайте оригинальную «символику», чтобы потвёрже забить за собой очень интересную, на мой взгляд, идею ликвора. Мотив (= двигатель сюжета) ликвора может быть востребован в будущем, и при наличии удачной запоминающейся символики, будущие авторы станут ссылаться на ваше произведение (как ссылались на слово и понятие «гиперболоид», «бластер» и др.).

26. Формат (предположительный объём произведения):

(? Это важно, определитесь).

31. Дизайн (обложка, иллюстрации):

(Пока не важно).

32. Тип издания (бумажная книга, электронная книга, аудиокнига): Бумажная.

33. Сроки исполнения проекта (график поэтапной работы: сочинение литературной истории, составление поглавного и поэпизодного планов, написание текста, саморедактирование, пересмотр, отправка на рецензию, редактура содержания, редактура стиля, корректура):

Описание мира и сюжета: До самого конца должно быть ощущение, что ещё чуть-чуть и Андрон станет спасителем счётных; метро для автомобилей; автопилот для автомобиля; у пациента, миндалевидное тело которого оказалось разрушено вследствие болезни Урбаха-Вите, наблюдается полное отсутствие страха; вследствие ранений может быть нарушено зрение, речь, слух – которые потом восстанавливаются; запрет счётных под лозунгом верховенства духовного над плотским, поддержка борьбы церковью, уничтожение заводов, лабораторий по производству ликвора; стандартное вычисление счетных ― по цитатам из книг и фильмов, которые они стремятся обязательно продолжить, так как точно их помнят; счетные в стрессовой ситуации начинают фонтанировать цитатами; Андрон дополнительно проверяет свои подозрения игрой в шахматы – счетные увлекаются возможностью сыграть в логическую игру; обнаружить ликвор можно только на стационарном оборудовании; насрать мне на человечество, это случайное совпадение, что поиск счетных спасает бессчетных.

*****

Замечания развивающего редактора (= литературного наставника)

1. Не определён объём романа, поэтому нет возможности оценить его композицию, структуру.

2. Неопределённость с жанром. Литературная история не соответствует заявленному жанру научной фантастики. Скорее всего, следует оставить одну антиутопию.

3. Нужно правильно сформулировать тему произведения.

4. Нужно определиться с кинематографичностью. Если писать под телесценарий, главы нужно разбить так, чтобы можно было из каждой главы сделать 48‒50-минутную серию (10‒12 минут уйдут на рекламу).

5. В литературной истории царит смешение эпох: продвинутая наука и устаревшее оружие, архаичный транспорт.

6. В представленной литературной истории слабо отражены общественная жизнь, общественные структуры, поэтому главный конфликт в романе выглядит недостаточно мотивированным.

7. Теперь главное замечание! Вернитесь к литературной истории. Она вообще не сделана! Включите в неё перипетии борьбы Андрея с Константином, включите кризис, поясните конфликт и мотив антагониста. Объявите «сокровище», за которое борются протагонист и антагонист, и которое должен в конце романа получить протагонист. На вопрос читателя: «За что боролись?» ― ответа в литературной истории пока что нет, читатель останется в недоумении.

В середине романа ― огромная композиционная дыра! Это часто случается в произведениях начинающих авторов: начало и концовка сюжета есть, середины нет. В середине должны быть основные перипетии романа ― «рост действия» и «кульминация» по Аристотелю (повторите Аристотелевский сюжет из программы моей Школы писательского мастерства). Протагонист должен бороться с антагонистом. А у вас где осмысленная борьба, где конфликт в литературной истории? Для сравнения вспомните «Одиссею» Гомера: Одиссей отправляется на поиски «сокровища» (для Одиссея «сокровище» ― это возвращение после взятия Трои к любимой жене на свою родную Итаку), преодолевает препятствия, возвращается победителем. А у вас несколько глав протагонист только собирается отравиться за сокровищем, и вдруг ― бац! ― он уже возвращается. А где середина романа? ― где сами приключения, где перипетии ― где ваши ликворские циклопы, нимфа Калипсо, великаны-людоеды, Аид ― царство мёртвых, морские Сирены, чудовища Сцилла и Харибда… ― как у Одиссея, где они? Другими словами, где самое интересное для читателя ― похождения героя? Похождений нет. В зачине романа заявлены приключения, читатель ждёт, а приключений нет, приехали: автор — обманщик! 

8. В литературной истории напрочь отсутствуют заокеанские и европейские «братья-капиталисты» (пусть даже в форме угрозы некой «внешней силы»), что просто невероятно в эпоху ликвора. Внешняя угроза висит над Россией уже 1200 лет и никуда за 40 лет, заявленных в вашем Проекте будущего России (пункты 13 и 14 проекта), деться не может. Значит, внешнюю угрозу нужно отразить в романе.

9. Не обозначены крючки в концах глав, обеспечивающие непрерывность внимания читателя.

10. Чрезмерное обилие примитивных подростковых «стрелялок».

11. Из представленного материала пока не складывается хотя бы мало-мальски интересный для читателя будущий «мир», о захватывающем мире вообще молчу, его нет. Сам автор представляет его себе? Где описания? Внешний мир открывается в описаниях. Укажите хотя бы места в поглавном плане, где будут заложены описания фантастического мира, это нужно обязательно сделать в начальных главах, чтобы погрузить читателя в невиданный новый мир.

12. Стиль, манера, тон не соответствуют заявленной теме.

13. Нужно продумать новую символику, чтобы забить тему ликвора за автором, чтобы претендовать на появление в фантастической литературе нового «гиперболоида» или «бластера». Замысел романа, я считаю, вполне жизнеспособный, новая символика может помочь в его продвижении.

14. Концовка романа не годится. Адресовка к поповщине («опиуму для народа») просто ставит крест на идее и теме романа, и низводит автора до пособника паразитирующих на человечестве клерикалов.

15. Название романа не соответствует содержанию. «Счётные люди» считаю неудачным термином, не отражающим смысл людей, имеющих искусственную нейронную систему. На иностранные языки такое название вообще не переведёшь без потери смысла, как невозможно перевести «Мёртвые души» Гоголя. Об ай-кью мало кто знает и ещё меньше людей (потенциальных читателей) задумывается об этом коэффициенте, поэтому, думаю, закордонный ай-кью в русском романе не прозвучит, предлагаю убрать.  

*****

Замечания по персонажам романа представлю позже, когда получу более подробный поглавный план.

Аргументированно возражайте против моих замечаний или принимайте их. Исправляйте литературную историю и поглавный план.

Сергей Сергеевич Лихачев 

07.04.2015 г.

 

Творческое кредо писателя Сергея Лихачева

В эпоху «развитого империализма» постмодерн ― доминирующее по сей день направление в искусстве ― вдохновляется «золотым тельцом» и обслуживает интересы власть имущих. У вредного для большинства людей постмодерна есть идеологическая задача ― оправдать и даже идеализировать существующий эксплуататорский человеконенавистнический строй. Пока в большинстве технологически развитых стран у власти будет находиться либеральная камарилья, постмодерн будет поддерживаться государственными бюджетами и средствами олигархов. Постмодерн целенаправленно смешивает смыслы, опускает народы и отвлекает их насущных проблем, от поиска ответов на вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?». Постмодернистская культура приучает людей к крови, жестокости, высмеивает альтруизм и сложившиеся за тысячелетия бытовые, трудовые, семейные, дружественные и любовные отношения между людьми. Моря крови и картины изощрённых убийств заливают экраны, заполняют СМИ. Читателей и зрителей постмодерн приучает к мысли о необходимости физического уничтожения больших масс людей. Постмодерн служит власть имущим изуверам, не способным управлять экономикой, природными ресурсами, численностью населения и др. Художники-постмодернисты — враги человечества. Они отрабатывают заказ правящей в мире и в России административно-олигархической системы по созданию хаоса в умах. Но в эпоху ядерного противостояния, перенаселения планеты и существования безумных толп фанатиков и террористов любой хаос угрожает существованию человечества. Пора постмодерн отправить на свалку! Дальше купаться российским писателям и читателям в ядовитом рассоле постмодерна ― это значит покончить с духоподъёмными и воспитательными традициями русской классической и советской литературы.
В традиции большой русской литературы ― служение народу, а не обслуживание интересов власть имущих в части оболванивания и отвлечения народа от протеста. Новый русский модернизм должен быть социально активным направлением искусства. Русский модерн в литературе XXI века должен художественными средствами формулировать для большинства россиян миропонимание и целеполагание и отражать чаяния большинства в построении культурного, жизнеспособного и справедливого общества.
Таково моё авторское кредо в литературе и драматургии. Сформулировал его 9 октября 2017 года.

 

Психологический роман. 2. Формы психологического изображения

Иллюстрации к повести Л.Н. Толстого «Детство»

Существуют три основные формы психологического изображения,к которым сводятся в конечном счёте все конкретные приёмы воспро­изведения внутреннего мира. Две из них были теоретически выделены И.В. Страховым (учёным, чьи научные интересы лежали на границе психологии и литературоведения): «Основные формы психологическо­го анализа возможно разделить на изображение характеров «изнутри», то есть путём художественного познания внутреннего мира действую­щих лиц, выражаемого при посредстве внутренней речи, образов памяти и воображения; на психологический анализ «извне», выражающийся в психологической интерпретации писателем выразительных особенностей речи, речевого поведения, мимического и других средств внешнего проявления психики».

Назовем первую форму психологического изображения прямой, а вторую косвенной, поскольку она передаёт внутренний мир героя не непосредственно, а через внешние симптомы.

Но у писателя есть ещё третья возможность, ещё один способ сообщить читателю о мыслях и чувствах персонажа: при помощи называния, предельно краткого обозначения тех процессов, которые протекают во внутреннем мире. Будем называть такую форму суммар­но-обозначающей. А.П. Скафтымов писал об этом способе, сравнивая особенности психологического изображения у Стендаля и Льва Толстого: «Стендаль идёт по преимуществу путями вербального обозначения чувства. Чувства названы, но не показаны». Толстой же прослеживает процесс протекания чувства во времени и тем самым воссоздаёт его с большей живостью и художественной силой.

Итак, одно и то же психологическое состояние можно воспроиз­вести при помощи разных форм изображения. Можно, например, сказать: «Я обиделся на Карла Ивановича за то, что он разбудил меня», — это будет суммарно-обозначающая форма. Можно изобра­зить внешние признаки обиды: слёзы, нахмуренные брови, упорное молчание и т. п. — это косвенная форма. А можно, как это и сделал Толстой, раскрыть внутреннее состояние при помощи прямой формы психологического изображения: «Положим, — думал я, — я малень­кий, но зачем он тревожит меня? Отчего он не бьёт мух около Володиной постели? вон их сколько! Нет, Володя старше меня; а я меньше всех: оттого он меня и мучит. Только о том и думает всю жизнь, — прошептал я, — как бы мне делать неприятности. Он очень хорошо видит, что разбудил и испугал меня, но выказывает, как будто не замечает… противный человек! И халат, и шапочка, и кисточка — какие противные!» («Детство»).

Естественно, что каждая форма психологического изображения обладает разными познавательными, изобразительными и выразитель­ными возможностями. В произведениях Лермонтова, Толстого, Фло­бера, Мопассана, Фолкнера и других писателей-психологов для воплощения душевных движений используются, как правило, все три формы. Но ведущую роль в системе психологизма играет прямая форма— непосредственное воссоздание процессов внутренней жизни человека.

 

Психологический роман. 1. Что такое психологизм

«Мне грустно», «он сегодня не в духе», «она смутилась и покрас­нела» — любая подобная фраза в художественном произведении так или иначе информирует нас о чувствах и переживаниях вымышленной личности — литературного персонажа или лирического героя. Но это ещё не психологизм. Особое изображение внутреннего мира человека средствами собственно художественными, глубина и острота проник­новения писателя в душевный мир героя, способность подробно описывать различные психологические состояния и процессы (чувства, мысли, желания и т. п.), подмечать нюансы переживаний — вот в общих чертах приметы психологизмав литературе.

Психологизм представляет собой стилевое един­ство, систему средств и приёмов, направленных на полное, глубокое и детальное раскрытие внутреннего мира героев. В этом смысле говорят о «психологическом романе», «психологической драме», «психологи­ческой литературе» и о «писателе-психологе».

Психологизм как способность проникать во внутренний мир чело­века в той или иной мере присущ любому искусству. Однако именно литература обладает уникальными возможностями осваивать душев­ные состояния и процессы благодаря характеру своей образности. Так, ещё Лессинг отмечал, что носитель образности в литературе — слово — легко и естественно осваивает те явления жизни, которые не получают материального, наглядного воплощения. К таким явлениям, безусловно, относится и внутренний мир человека. Так называемые пластические искусства — живопись и скульптура — принуждены в изображении душевных состояний ограничиваться их внешними симптомами, что, естественно, сужает диапазон доступных этим искусствам психологических явлений и не даёт возможности их детальной и тонкой проработки.

Первоэлемент литературной образности — слово, а значительная часть душевных процессов (в частности, процессы мышления, пере­живания, осознанные чувства и даже во многом волевые импульсы и эмоции) протекают в вербальной форме, что и фиксирует литература. Другие же искусства либо вовсе не способны их воссоздать, либо пользуются для этого косвенными формами и приёмами изображения.

Наконец, природа литературы как временного искусства также позволяет ей осуществлять психологическое изображение в адекватной форме, поскольку внутренняя жизнь человека — это в большинстве случаев процесс, движение.

Сочетание этих трёх особенностей даёт литературе поистине уни­кальные возможности в изображении внутреннего мира. Литература — наиболее психологичное из искусств, не считая, может быть, синтети­ческого искусства кино, которое, впрочем, тоже пользуется литератур­ным сценарием.

Каждый родлитературы имеет свои возможности для раскрытия внутреннего мира человека. Так, в лирикепсихологизм носит экспрес­сивный характер; в ней, как правило, невозможен «взгляд со стороны» на душевную жизнь человека. Лирический герой либо непосредственно выражает свои чувства и эмоции (например, в стихотворении Лермонтова «К***» («Я не унижусь пред тобою…»), либо занима­ется психологическим самоанализом, рефлексией (например, стихо­творение Некрасова «Я за то глубоко презираю себя…»), либо, наконец, предаётся лирическому размышлению-медитации (напри­мер, в стихотворении Пушкина «Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит…»). Субъективность лирического психологизма делает его, с одной стороны, очень выразительным и глубоким, а с другой — ограничивает его возможности в познании внутреннего мира человека. Отчасти такие ограничения касаются и психологизма в драматургии,поскольку главным способом воспроизведения внутреннего мира в ней являются монологидействующих лиц, во многом сходные с лирически­ми высказываниями. Иные способы раскрытия душевной жизни человека в драме стали использоваться довольно поздно, в XIX веке и особенно в XX веке. Это такие приёмы, как жестово-мимическое поведение персо­нажей, особенности мизансцен, интонационный рисунок роли, созда­ние определённой психологической атмосферы при помощи декораций, звукового и шумового оформления и т. п. Однако при всех обстоятельствах драматургический психологизм ограничен условно­стью, присущей этому литературному роду.

Наибольшие же возможности для изображения внутреннего мира человека имеет эпическийрод литературы, развивший в себе весьма совершенную структуру психологических форм и приёмов.

Однако эти возможности литературы в освоении и воссоздании внутреннего мира осуществляются не автоматически и далеко не всегда. Для того чтобы в литературе возник психологизм, необходим достаточно высокий уровень развития культуры общества в целом, но, главное, нужно, чтобы в этой культуре неповторимая человеческая личность осознавалась как ценность. Это невозможно в тех условиях, когда ценность человека полностью обусловлена его общественным, социальным, профессиональным положением, а личная точка зрения на мир не принимается в расчёт, предполагается даже как бы несуществующей, потому что идейной и нравственной жизнью общества полностью управляет система безусловных и непогрешимых нравст­венных и философских норм. Иными словами, психологизм не воз­никает в культурах, основанных на авторитарности. В авторитарных обществах (да и то не во всех, главным образом в XIX—XX вв.) психологизм возможен в основном в системе контркультуры.

И, наоборот, в эпохи, когда в обществе создаётся в той или иной степени демократическая культурная атмосфера, и в особенности в периоды кризиса авторитарных культурных систем, повышается обще­ственная значимость и ценность личности. Интерес писателей и читателей начинает сосредоточиваться именно на том, что в человеке выходит за рамки его профессии, социальной и сословной принадлежности; интересными и важными становятся потенциальное богатство идейного и нравственного мира личности, её нераскрытые внутренние возможности, собственно человеческое, индивидуальное содержание. Идейно-нравственный поиск личностной истины в этих условиях приобретает первостепенное значение, а формой для воплощения этого процесса становится психологизм.

Такие благоприятные условия для возникновения и развития пси­хологизма сложились, очевидно, в эпоху поздней античности, и пер­выми повествовательными произведениями, которые с полным правом можно назвать психологическими, были романы Гелиодора «Эфиопика» и Лонга «Дафнис и Хлоя». Разумеется, психологизм был в них ещё очень примитивен, особенно с нашей точки зрения, но он уже обоз­начил идейно-художественную значимость внутренней жизни челове­ка. Несомненно, этот психологизм имел возможности для развития, но с гибелью античной культуры они остались нереализованными. Эпоха средневековья в Европе явно не способствовала развитию психологизма, и в европейских литературах он появляется снова только в эпоху Возрождения: в таких произведениях, как «Декамерон» и особенно «Фьяметга» Боккаччо, «Дон Кихот» Сервантеса, «Гамлет», «Король Лир» и «Макбет» Шекспира. С этого времени плодотвор­ное развитие психологизма в европейских литературах не прерывалось, и на рубеже XVIII—XIX вв. не только в зарубежных, но и в русской литературе в главных чертах сложился тот психологизм, который мы затем наблюдаем в литературах XIX—XX вв. (что, разумеется, не исключает его дальнейшего развития, совершенствования, обогащения новыми формами и приёмами).

В литературе выработалась система средств, форм и приёмов психологического изображения, в известном смысле индивидуальная у каждого писателя, но в то же время и общая для всех писателей-психологов. Анализ этой системы имеет первостепенное значение для понимания своеобразия психологизма в каждом конкретном произведении.

 

Литературный сюжет. Часть 2. Драматические сюжеты Ж. Польти

Список драматических сюжетов Ж. Польти

Жорж Польти (Georges Polti), французский писатель XIX века, описал 36 драматических ситуаций, в которые укладываются конфликты всех известных литературных историй. Перечень драматических ситуаций Польти основан на списке, выведенным ещё Гёте при исследовании сюжетного многообразия итальянских сказок Карло Гоцци (1720‒1806). В настоящее время, возможно, некоторые темы устарели, но это не равнозначно свидетельству отсутствия устаревшего сюжета в возможных литературных историях, описывающих драматические коллизии, которые могут возникать в жизни отдельных людей и общества.

Список приводится по изданию: Польти, Жорж. (1916). Тридцать шесть драматических ситуаций. Бостон: The Writer, Inc. В этой большой книге приводится и описание каждого сюжета по четырём категориям: участники сюжета (система героев), описание событий, варианты сюжета, обсуждение особенностей сюжета.

1. Мольба (Madness)
2. Спасение, избавление (Deliverance)
3. Месть за совершённое преступление (Deliverance)
4. Месть близкому за близкого (Vengeance taken for kindred upon kindred)
5. Травля, преследование (Pursuit)
6. Внезапное несчастье (Disaster)
7. Жертва кого-нибудь или чего-нибудь (Falling prey to cruelty or misfortune)
8. Бунт, восстание (Revolt)
9. Дерзкое предприятие, отважная попытка (Daring enterprise)
10. Похищение (Abduction)
11. Загадка (Enigma)
12. Получение, достижение (Obtaining)
13. Вражда между близкими (Enmity of kinsmen)
14. Соперничество между близкими (Rivalry of kinsmen)
15. Адюльтер, сопровождающийся убийством (Murderous adultery)
16. Безумие (Madness)
17. Фатальная неосторожность (Fatal imprudence)
18. Невольное кровосмешение (Involuntary crimes of love)
19. Невольное убийство близкого (Slaying of a kinsman unrecognized)
20. Самопожертвование во имя идеала (Self-sacrificing for an ideal)
21. Самопожертвование ради близких (Self-sacrifice for kindred)
22. Всё приносится в жертву страсти (All sacrificed for a passion)
23. Необходимость жертвы ради близких (Necessity of sacrificing loved ones)
24. Соперничество неравных (Rivalry of superior and inferior)
25. Прелюбодеяние, супружеская измена (Adultery)
26. Преступления любви (Crimes of love)
27. Открытие бесчестия любимого человека (Discovery of the dishonor of a loved one)
28. Препятствия перед любовью (Obstacles to love)
29. Любовь к врагу (An enemy loved)
30. Честолюбие (Ambition)
31. Конфликт с богом (Conflict with a god)
32. Беспочвенная ревность (Mistaken jealousy)
33. Судебная ошибка (Erroneous judgment)
34. Угрызения совести (Remorse)
35. Обретение утраченного  (Recovery of a lost one)
36. Потеря близких (Loss of loved ones)

 

Литературный сюжет. Часть 1. Шаблон литературного сюжета

Запутанная литературная история. Из неё трудно выстроить сюжет. Но опытный писатель обещает выпутаться…

Литературный сюжет. Часть 1. Шаблон литературного сюжета

1. В чём различие между литературной историей и сюжетом художественного произведения

Литературная история и сюжет произведения ― понятия близкие, но не идентичные. История может существовать в любой форме (устной, песенной, стихотворной, наскальной живописи и др.), но в литературное произведение она включается в специальной форме законченного сюжета. История может быть бесконечной, но сюжет произведения всегда конечен. История, как правило, больше сюжета по объёму (это корни литературных серий), и автор, соблюдая правила выстраивания художественного произведения, втискивает в последнее только определённую им часть истории.

 Из одной и той же литературной истории можно сделать множество сюжетов в разных жанрах. При этом отправной точкой отбора событий в литературной истории для включения в сюжет является выбранный автором шаблон сюжета.

2. Сколько литературных сюжетов существует

Количество существующих литературных сюжетов определяется числом возможных коллизий, возникающих в обществе. Пока человек не изменится биологически, существенно не изменятся и индивидуальные и групповые отношения между людьми. Что бывало в древности, то случается и сегодня: «ничего нового под Луной». Сюжеты повторятся, новым взяться неоткуда, пока человек кардинально не изменится генетически и тем не создаст новые коллизии в обществе. То, что Цезаря заговорщики закололи ножами, а Павла I ― задушили подушкой, и что между этими событиями прошло 1700 лет и свершились они в разных империях, не меняет сюжета: литературные истории здесь разные, а сюжет один ― заговор с целью убийства правителя.  

Сколько же самостоятельных сюжетов выделяют? В самом экстравагантном случае, выделяют всего два сюжета, Борхес выделяет четыре. То есть, все коллизии, возникающие в человеческом обществе, авторы сводят к двум или четырём типам отношений. Эту точку зрения я считаю чистым эпатажем, и здесь не стану рассматривать.

Иные известные мне авторы определяют число сюжетов в следующих цифрах: 20, 29, 33, 36. Наверное, есть и другие списки литературных сюжетов, и у меня есть свой список, но сейчас мне важно указать на факт существования устоявшихся за века сюжетов, которые для пользы дела можно рассматривать как шаблоны.

Вот список из 26 шаблонов литературного сюжета.

1. Приключения приходят к герою. Незнакомец приезжает в город.

2. Герой идёт к приключениям. Герой уезжает из родного города.

3. Искание, поиск. Главный герой ищет нечто такое, что изменит мир или его самого.

4. Похождения. Сюжет целенаправлен на определённые чередующиеся события и поступки.

5. Погоня.

6. Спасение. Главный герой избегает опасности с помощью внешних сил.

7. Избавление. Вариация на сюжет спасение, когда главный герой избегает опасности собственными силами.

8. Месть.

9. Загадка.

10. Соперничество. Сюжет с двумя героями, в ходе действий один из которых «восходит», другой ― «скатывается».

11. Неудачник, жертва несправедливости. Неблагополучный герой (инвалид, бедняк, заключённый) побеждает намного более сильного противника.

12. Искушение.

13. Метаморфозы. Физическая трансформация кого-то или чего-то.

14. Трансформации. Как метаморфозы, только здесь сюжет нацелен на изменение не внешнего вида, а внутренних свойств.

15. Созревание. Герой растёт физически, морально, духовно, эмоционально, вступает в совершеннолетие, проходит через обряд посвящения и т. п. Зачастую в сюжете обозначен лишь намёк на рост героя, но эти незначительные изменения предполагают большие изменения в будущем.

16. Любовь. Классический сюжет, когда мальчик и девочка встречаются и влюбляются друг в друга.

17. Запретная любовь. Носители общественных правил препятствует любви героев.

18. Жертвоприношение. Устаревающий сюжет, когда общество или отдельные люди приносят человека или животное в жертву богам или иным неземным силам. Один из библейских сюжетов.

19. Открытие. Герои раскрывают секреты прошлого, которое влияет на них.

20. Падение. Герой самоуничтожается на почве алкоголя, наркотиков, жадности, совершения преступлений и т. д.

21. Вознесение или нисхождение. Действия власти приводит к возвышению или падению общественного статуса героя.

22. Путешествие героя.

23. Идея. Ставится вопрос и даётся ответ. Классический сюжет ― раскрытие тайны.

24. Характер. Сюжет от начала до конца нацелен на описание характера главного героя.

25. События. Жизнь вышла из равновесия, и положительные герои восстанавливают справедливость, побеждают зло, сажают законного короля на трон и т. п.

26. Среда обитания. В центре внимания ― природный, рукотворный и воображаемый мир, культура, общество.

Право каждого ― продолжить этот список шаблонов. Я бы включил в него архаичные сюжеты ― «похищение невесты» и «злая мачеха», да и многие другие совершенно специфические устоявшиеся сюжеты, которые невозможно втиснуть ни в один из приведённых шаблонов. Но для тех, кто профессионально не занимается литературоведением и редактурой, полезно ограничить (для себя) список шаблонов.

Я намеренно не приводил примеры произведений, они и так ясны: метаморфозы (№ 13 в списке) ― это «Метаморфозы» Овидия, «Дракула», «Красавица и чудовище»; запретная любовь (№ 17) ― это «Ромео и Джульетта», «Госпожа Бовари», «Анна Каренина»; похождения (№ 4) ― «Похождения бравого солдата Швейка», «Дон Кихот»…

Есть досконально разработанные коммерческие шаблоны сюжетов. Например, Кристофер Фоглер вычленил 12 последовательных стадий в сюжете путешествие героя (шаблон № 22 в моём списке):   

1) нетронутый мир ― общество плохо осведомлено о проблеме;

2) призыв к приключению ― повышение уровня информированности;

3) отказ от вызова ― нежелание менять прежнюю жизнь;

4) встреча с наставником ― преодоление нежелания менять жизнь;

5) герой переступает порог ― путешествие началось;

6) тесты, союзники, враги ― начальные перипетии путешествия;

7) приближение к сокровищу ― подготовка к большим переменам;

8) главное испытание ― попытка больших перемен;

9) награда ― последствия попытки;

10) дорога назад ― изменение в освящении проблемы;

11) воскресение ― последняя попытка больших перемен;

12) возвращение с сокровищем ― окончательное решение проблемы.

Не удивительно, что именно шаблон приключений так тщательно проработан. Здесь сказалась роль Голливуда ― главного и щедрого заказчика на приключенческие литературные сюжеты, легко превращаемые в кассовые киносценарии. Из этого хорошо обкатанного и финансово зарекомендовавшего себя шаблона нельзя выбросить ни одной из перечисленных стадий. Автор, посмевший это сделать, обязательно будет сурово поправлен редактором, литературным агентом или продюсером. Или может «отдыхать» вдали от массовых тиражей и большого экрана, писать «в стол» и в лучшем случае рассчитывать на категорию «авторское кино». Такие шаблоны закладывают в программу, и писатель работает по ней, т. е. наполняет готовую структуру сюжета: облепляет этот скелет мясом придуманных сцен, нервами героев и вливает в эту готовую конструкцию свежую кровь идеи произведения.

Обожаемый мной с раннего детства голливудский старый фильм «Седьмое приключение Синдбада морехода» прекрасно иллюстрирует приведённый выше шаблон.

Не один К. Фоглер занимался разработкой шаблона сюжета приключений героя. Отстаивая совершенно иную тактику, Орсон Скотт Кард в своей книге «Персонажи и точка зрения» предлагает всегда задаваться вопросом: какой аспект литературной истории больше всего интересует автора? Одной из сильных сторон такого подхода является то, что он подсказывает автору, с чего начать и чем закончить литературную историю.

Так что не стоит бездумно подходить к своим творческим задачам. Если автор пишет для Голливуда, то он заведомый пленник зарекомендовавшего себя шаблона. Прекрасный пример ― «Агент 007»: в любой серии о Джеймсе Бонде можно менять тему, менять режиссёра и актёров… ― менять всё и всех, кроме шаблона.

Но если автора интересует сюжет приключений Колобка, который не вписывается в приведённый выше голливудский шаблон приключений героя, исполать ему ― и нешаблонное произведение найдёт своего читателя и зрителя, правда больших гонораров не принесёт. 

Работа над шаблонами кипит. Похоже, скоро издательства и киностудии будут заключать типовые контракты с авторами книг и сценариев примерно в такой форме: «Сюжет № 22. Стадий ― 12: 1-я стадия ― 5 сцен на 3 страницы текста (или 2,0 минуты фильма), 2-я стадия ― 4 сцены на 2,5 стр. (или 1,5 мин.), 3-я стадия ― 2 сцены…»

Питер Данн, к примеру, разработал любопытный шаблон для сюжета, в котором два главных героя очень сильно влияют друг на друга, или один из героев резко в одночасье меняется. В шаблоне детально разработана эмоциональная структура взаимодействия таких взаимозависимых персонажей. Это может быть и своего рода соперничество, и история любви, и история запретной любви, и даже преследование или спасение. Главное в этом шаблоне: два героя сильно влияют друг на друга.

3. Классификации сюжетов по Борхесу и другим авторам

Согласно Борхесу, существует всего четыре сюжета. Борхес описал их в коротенькой новелле «Четыре цикла». Вот полный текст новеллы:

«Историй всего четыре.

Одна, самая старая — об укрепленном городе, который штурмуют и обороняют герои. Защитники знают, что город обречён мечу и огню, а сопротивление бесполезно; самый прославленный из завоевателей, Ахилл, знает, что обречён погибнуть, не дожив до победы. Века принесли в сюжет элементы волшебства. Так, стали считать, что Елена, ради которой погибали армии, была прекрасным облаком, виденьем; призраком был и громадный пустотелый конь, укрывший ахейцев. Гомеру доведётся пересказать эту легенду не первым; от поэта четырнадцатого века останется строка, пришедшая мне на память: «The borgh brittened and brent to brondes and askes». Данте Габриэль Россетти, вероятно, представит, что судьба Трои решилась уже в тот миг, когда Парис воспылал страстью к Елене; Йитс предпочтет мгновение, когда Леда сплетается с Богом, принявшим образ лебедя.

Вторая, связанная с первой, — о возвращении. Об Улиссе, после десяти лет скитаний по грозным морям и остановок на зачарованных островах приплывшем к родной Итаке, и о северных богах, вслед за уничтожением земли видящих, как она, зеленея и лучась, вновь восстает из моря, и находящих в траве шахматные фигуры, которыми сражались накануне.

Третья история — о поиске. Можно считать её вариантом предыдущей. Это Ясон, плывущий за золотым руном, и тридцать персидских птиц, пересекающих горы и моря, чтобы увидеть лик своего бога — Симурга, который есть каждая из них и все они разом. В прошлом любое начинание завершалось удачей. Один герой похищал в итоге золотые яблоки, другому в итоге удавалось захватить Грааль. Теперь поиски обречены на провал. Капитан Ахав попадает в кита, но кит его всё-таки уничтожает; героев Джеймса и Кафки может ждать только поражение. Мы так бедны отвагой и верой, что видим в счастливом конце лишь грубо сфабрикованное потворство массовым вкусам. Мы не способны верить в рай и ещё меньше — в ад.

Последняя история — о самоубийстве бога. Атис во Фригии калечит и убивает себя; Один жертвует собой Одину, самому себе, девять дней вися на дереве, пригвождённый копьем; Христа распинают римские легионеры.

Историй всего четыре. И сколько бы времени нам ни осталось, мы будем пересказывать их — в том или ином виде».

Американский классик Курт Воннегут выделял три основных сюжета: восходящая линия с героем и сюжет, который ничем не заканчивается (как в Гамлете); восходящая линия ― кульминация ― счастливый конец (классицизм, произведения Мольера); линия с плохим концом, когда всех убивают.

Писатель и профессор английской литературы в Кембриджском университете Артур Квиллер-Куч (Quiller-Couch) сто лет тому назад  сформулировал семь основных сюжетов, как отражение существующих конфликтов:

1) человек против человека;

2) человек против природы;

3) человека против бога;

4) человек против общества;

5) человек посередине;

6) мужчина и женщина;

7) человек против самого себя.

  *****

Как видим, критериев для выделения сюжетов существует превеликое множество.

Борхес, конечно, есть Борхес. Но применительно к числу существующих сюжетов его вывод устарел. Понятно, что Борхес в своём третьем сюжете (о поиске) «объединил» сюжеты 1‒7, 22, 25 из приведённого в п.11.2.  списка 26-ти сюжетов. Столь широкая трактовка сюжетных шаблонов имеет значение, на мой взгляд, только в литературоведении. Пользоваться ею практически, то есть в писательских и издательских целях, сегодня просто неразумно, а в издательских целях ― даже неправильно, только запутывать дело.

 

Писательское мастерство в школе Сергея Лихачева. Юлия Обухова, лучшая ученица

Юлия Обухова

Юлёна Обухова — единственный мой соавтор, больше я не захотел писать в соавторстве ни с кем. Уже тринадцатый год она не прекращает меня восхищать. С Юлёной мы написали большой духоподъёмный патриотический роман для подростков и юнармейцев «Великолепные земляне». Это первый в России роман для юнармейцев, пока недооцененный. А надо бы и полнометражный фильм по роману снять.

OLYMPUS DIGITAL CAMERA

Пишет она и бесподобные любовные романы. С захватывающим сюжетом, без пошлостей.

http://romanskamnem.wordpress.com/ — читать роман здесь.

Юлёна — разножанровая писательница, поэтесса и композитор, играет на фортепиано. Вот несколько её песен…

http://youtu.be/t8WyYHdBINg

http://www.youtube.com/watch?v=yDBnrEmHFb0

 

Роман о войне в Сирии «Плохой джихадист»

Первые три главы романа.

Глава 1. Лысые дети

Ранним мартовским утром 2016 года по дороге D850 из курдского города Килис в Турции колонна из двенадцати бортовых грузовиков-длинномеров и фур двигалась на юг, к сирийской границе. В кабине каждой машины, помимо водителя, находился охранник в штатском. Впереди колонны шли две легковые машины — японские внедорожники, обложенные бронелистами зелёно-пятнистого цвета.

В первой ехала охрана во главе с командиром колонны, все без самых броских внешних признаков джихадиста — чёрной одежды и длинной бороды. Во второй находились двое. За рулём сидел казах Келген Акбиев — крепкий подтянутый среднего роста молодой человек, одетый в спортивный костюм: тёмно-синяя куртка карман-кенгуру с двухшовным капюшоном со шнуром, того же цвета брюки с зауженными к низу и собранными на эластичный манжет брючинами, бело-синие кроссовки. Похож на не хватающего звёзд с неба спортсмена-разрядника, только куцая нежелающая отрастать и с удовольствием укороченная перед дальней поездкой бородёнка и тревожный острый взгляд отдалённо выдавала в нём бойца джихада. Рядом вразвалку сидел русский немец Бельгер Эберт — полный высокий голубоглазый уже немолодой блондин, человек-гора, розовощёкий и улыбчивый инженер-нефтяник, в европейского кроя горчичного цвета костюме и почти такого же цвета туфлях из мягкой кожи.

Весна! Сезон дождей — такая здесь зима — окончился. Всё цветёт. Но не как в степи на юго-западе Казахстана, в Атырау, откуда родом Келген: половина придорожных деревьев стоит пока без листьев, у части деревьев на ветках только почки и маленькие листики — они зимой не опали. Праздный глаз привлекают самые яркие, похожие на цветущую сакуру, розово-сиреневые кроны иудиного дерева. Но больше всего Келгена здесь поражал инжир: ещё нет ни одного фигового листика, которым прикрывали наготу Адам и Ева, зато уже кое-где на ветках растут плоды первого — весеннего — урожая. Странное дерево! И опыляется диковинной осой. Возможно, самое древнее из возделываемых на Земле растений, совсем не случайно в Коране есть сура «Смоковница»…

Колонна двигалась медленно. Келген по привычке к дорогам в полупустыне сирийской провинции Ракка, куда они везли запчасти к буровым установкам, новые нефтяные трубы и технику для геологоразведки, вёл машину след в след. Он прислушивался к дорожным звукам и напряжённо смотрел по сторонам. Впереди грохотала дальнобойная турецкая артиллерия: обстреливали Африн в сирийской мухафазе Халеб*, откуда вчера вечером в Килис прилетели три ракеты исламистов ДАИШ**, разрушили административное здание и убили двух гражданских. А могли убить и собратьев-джихадистов: в городе Килис, находящемся рядом с сирийско-турецкой границей, немало дешёвых отелей, в которых селились бойцы джихада.

________________________

*Мухафаза Халеб (араб.) — провинция Алеппо.

**ДАИШ — сокращение от «ад-дауля аль-исламийя филь Ирак уа аш-Шам». С арабского переводится как «Исламское государство Ирака и Шама». Шам — арабское название Леванта, территории, объединяющей Сирию, Ливан и Палестину.

— Довезём! — усмехнулся Эберт, смотря как Келген, до побеления костяшек пальцев, вцепился в руль. — Ты сопровождаешь колонну впервые, а у меня уже седьмая ходка. Я взял тебя единственно, чтобы в моё отсутствие тебя не послали на операцию — убивать: командиры готовили выступление отряда на правительственную армию.

— Я не боюсь крови кафиров! Как и все мои братья!

Говорили на русском языке. Как часто бывало: Бельгер Эберт — с иронией и усмешкой пожившего человека и бывалого спеца, Келген — запальчиво или с обидой, хотя изо всех сил сдерживался, стараясь выглядеть степенным рассудительным мусульманином. Романтическая натура и размытые представления о мироздании Келгена способствовали тому, что Эберт сразу после знакомства легко втянул его в словесную игру-противоборство. Иногда она обретала вид решительных схваток, в которых Келген — он чувствовал — обычно проигрывал, выглядел неубедительно, особенно в логике и знании фактуры.

— Далеко не все твои братья примчались в Сирию проливать кровь неверных. Религиозные фанатики есть, конечно, но больше едут ищущие приключений, ну и простаки, как ты, — таким подавай «мусульманскую справедливость»…

— Да, я за мусульманскую справедливость!

— И за нею припёрся в чужую страну? Треть жизни уже истратил, а рассуждаешь и ведёшь себя как недоросль. На родине твоим родственникам не нужна справедливость?

— Девятый аят суры «аль-Худжурат» завершается наставлением от Создателя: «…и будьте справедливыми ко всем людям во всех делах. Поистине, Аллах любит справедливых и беспристрастных».

— В первоисточнике написано: «Будь справедливым ко всем людям и во всех делах», а не только к правоверным мусульманам и их делам.

— Нет, только к истинно верующим мусульманам.

— Это уже толкование, а прямо об этом в аяте не написано. Я тоже могу толковать: «все люди» — это отнюдь не кучка верующих мусульман в седьмом веке, когда писался Коран. По-твоему, миллиарды христиан, буддистов, иудеев, многобожников, безбожников и прочих должны сгинуть за рамками мусульманской справедливости? Идеей развития человечества может быть только социальная справедливость — общая для всех…  

Раньше споры Бельгера Эберта и Келгена протекали бурно, но кратковременно: мешала многотрудная самоотверженная работа на непрерывном производстве — нефтяном промысле. Теперь же, оказавшись бок о бок в многодневной командировке, оба, находясь на противоположных позициях, хотели поставить все точки над i. К тому же Келгена подстёгивало то обстоятельство, что за прошедшие семь месяцев пребывания в Сирии его изначально восторженное отношение к так называемому халифату поколебалось. Он чувствовал свои растущие сомнения в правильности и справедливости строящегося мирового халифата, и стоял за него в спорах со своим начальником уже не столько из принципа, сколько из личного упрямства. Иначе разрушились бы его мечты — построить первое в мире справедливое государство, и вернуться в Казахстан к родным и любимой Айжан знающим авторитетным мусульманином, заметной фигурой, которую все будут приветствовать и уважать. В последние месяцы сознание Келгена стало раздваиваться. С одной стороны, отправляясь в Сирию, он предполагал своё участие в каких-то общественных собраниях, форумах, где можно «сказать своё слово» и его слово услышат, собирался возводить дома и храмы, строить школы и университеты, стадионы, театры, видеть улыбки тысяч и тысяч осчастливленных людей, на деле же он день и ночь, как проклятый, добывал и возил нефть, и не чувствовал себя вполне приобщённым к идее строительства государства-мечты. Что из такого халифата он, винтик в непонятной системе, мог привезти домой, кроме заработанных денег?! Он ожидал участие в идейной работе, в поисках новых смыслов, а пахал как простой гастарбайтер. С другой стороны, не участвуя в боевых действиях непосредственно, но ежедневно соприкасаясь с тёмными сторонами войны, Келген ловил себя на крепнущей мысли, как ему повезло, что он не рядовой боец в отряде джихадистов, а техник на нефтяном прииске, что он своими руками, своими знаниями и умом отвоёвывает у суровой полупустыни большую нефть, обретает опыт инженера геологоразведки и нефтедобычи, чего не мог осуществить в Казахстане, а не проливает кровь в войне с неверными, которые, как ни измышляй, не сделали его родине и ему лично ничего плохого…     

— …Многие заявились в Сирию не за умозрительной мусульманской справедливостью, — продолжал Эберт, — а конкретно за деньгами, за сексом, из-за личного неустройства на родине, из природной склонности к физическому насилию, или прячутся от правосудия, как тот чеченец, Казбич. В качестве пушечного мяса, конечно, сгодятся и уголовники, и романтики, и простаки. В Сирию со всего мира слетелось всякой твари по паре. По сути, вы наёмники: за участие в каждой боевой операции получаете по тысяче долларов, а когда сидите в лагере — по двадцатке в день. Вы кровожадные грабители, убийцы, насильники, мародёры — как в Тридцатилетнюю войну, читал о такой?

— Нет. Разве может война длиться тридцать лет? Никого и ничего не останется.

— Может. И взаимоотношения командиров с рядовыми бойцами как в средневековых отрядах наёмников: эмиры и полевые командиры эгоистичны, расчётливы, презрительны к слабому, а рядовые бойцы привержены религиозному романтизму и уголовщине. Лично твой идеал, как я понимаю, — высокий романтический индивидуализм. Его чертами ты — в своём воображении — наделяешь идейных вдохновителей джихада. Это потому, что сам не пробовал думать: а справедлив ли человек, якобы, по любви к Аллаху творящий зло? В понимании ислама адль* заключается в том, чтобы каждая вещь занимала предназначенное ей место. Адль также подразумевает одинаковое ко всем отношение, без ущемления прав на почве расизма, национализма и шовинизма. Даже гордость знатным происхождением расценивается в хадисах как пережиток и предрассудок далёкой эпохи невежества. Ты конкретно за какой справедливостью сюда заявился? Коран трактует сословность, расизм, шовинизм как заблуждение и уклонение от прямого пути: «О люди! Воистину Мы создали вас из мужчин и женщин и сделали вас народами и племенами, чтобы вы узнавали друг друга…» А в вашем отряде эти пороки видны на каждом шагу. Зульм** происходит от арабского глагола, означающего «помещать что-либо не на своё место» или «вырыть яму не в нужном месте». Мусульмане под несправедливостью понимают любое уклонение от указанного Аллахом пути. Недавно твой одноклассник, Курбан, спрашивал меня: а правда, что в Западной Европе можно иметь секс с замужней женщиной, даже с женой своего друга, и это нормально и не наказывается?

___________________________

*Адль (араб.) — используемый в исламе термин для обозначения понятия справедливость.

**Зульм (араб.) — несправедливость.

— Супружеская измена — часть порочной европейской культуры. «Анну Каренину» мусульманин не должен читать, Толстой — язычник. У мусульман — по шариату — за измену могут отрубить голову или забить камнями. В халифате даже нельзя без разрешения фотографировать женщин. В исламе запрещены измены и проституция.

— Легко запретить ненужное! — хохотнул Эберт. — Если разрешено без свидетелей заключить временный брак — муту, как его называют шииты, или, у суннитов, мизиар. Временный брак заключается от одного часа до девяносто девяти лет, причём количество временных браков у мусульман и мусульманок не ограничено. При бесконечности разрешённых одночасовых браков — к чему измены? У меня на той суре даже закладка лежит… Хотя в качестве перевода не уверен — на русский перевели с английского, аутентичных арабских стихов в помине нет… Ну да, в арабском языке склонений нет, переведи-ка песни Корана седьмого века на русский или, тем паче, на казахский, в котором слов-то совсем мало…

Эберт покопался и вынул из бардачка Коран с разноцветными закладками, потряс книгой перед лицом Келгена:

— Ты сколько раз читал? Я — дважды от корки до корки, с карандашом в руках.

— Мусульманам запрещено читать Коран самостоятельно: его изучают через посредников.

— Коран — чистый первоисточник, из него ищущий Аллаха пьёт духовную мудрость, а посредник своим мировоззрением и домыслами может загрязнить источник — ненароком, из «лучших побуждений» или с недобрым намерением, — и как тогда из замутнённого источника ты утолишь свою духовную жажду? Какой-то посредник-мулла в Казахстане, как я понимаю, уже исказил миролюбивый первоисточник, и отправил тебя на бойню.

— Читать Коран на не арабском языке запрещено.

— Я не мусульманин, мне можно. — Эберт открыл книгу на красной закладке и стал читать: — «Сура четыре, аят двадцать четыре. И замужние женщины запретны для вас, если только ими не овладели ваши десницы», толкую: если только они не стали вашими невольницами. «Таково предписание Аллаха для вас. Вам дозволены все остальные женщины, если вы добиваетесь их посредством своего имущества, соблюдая целомудрие и не распутничая. А за то удовольствие, которое вы получаете от них, давайте им установленное вознаграждение. На вас не будет греха, если вы придёте к обоюдному согласию после того, как определите обязательное вознаграждение. Воистину, Аллах — Знающий, Мудрый». 

— Обязательное вознаграждение за секс есть брачный дар.

— «Брачный дар» за часовой секс с незнакомой женщиной! И ты на такую пургу ведёшься? Термин не меняет сути явления. «Вам дозволены все остальные женщины», если вы готовы заплатить. На церемонии миазира даже не требуется присутствие свидетелей, родителей или опекунов.

— Жена во временном браке имеет положение и обязанности полноценной, как в христианстве, супруги.

— К вам в Сирию, «в поисках приключений, любви и смысла жизни» со всего мира слетаются девицы-мусульманки на секс-джихад. Твой Курбан за неполный год пребывания в отряде уже раз пятнадцать женился и развёлся через час-другой. Перед свадьбой выплата будущей временной жене махра — части имущества, украшений или денег от жениха — не обязательна. Но при расторжении миазира временная жена обязательно получает от временного супруга материальную компенсацию, от твоего Курбана конкретно — деньги в долларах и награбленные украшения, даже, может быть, снятые с убитых езидок, курдок, армянок, христианок. Ну, объясни мне: чем эта временная жена отличается от берущей почасовую оплату проститутки в Европе или Казахстане? Не секрет: в вашем отряде секс-джихадистками вовсю пользуются и женатые бойцы.

— По мусульманской традиции после расторжения брака женщина обязана выждать идду — время, пока оно не пройдёт, женщина не имеет права снова выйти замуж. Идда длится четыре месяца и десять дней.  

— Брось! Эта традиция мусульманского временного брака не выполняется в случае секс-джихада. Секс-джихадистки имеют по несколько мужей в день, а всего могут лечь с сотнями мужчин. Они убираются из Сирии восвояси беременными неизвестно от кого, хотя обычно с деньгами и цацками. Если, конечно, не погибнут под бомбёжкой или не совершат самоубийство из-за издевательств и побоев, а это не редкость. По заявленной возвращающейся с джихада девицей форме — это её приключение, любовь, поиск смысл жизни, а по содержанию — оказание сексуальных услуг за вознаграждение или бесплатно. Не вижу я в исламе запрещения измены и проституции. — Эберт захлопнул книгу. — Восточные нахлебники под видом беженцев лезут к нам в Европу за бесплатным сексом и обеспечением. А не дадим женщину, квартиру и мерседес — «немцы жмоты»! Занесли в Европу арабскую секс-игру «Тахарруш» — секс как развлечение. Ничего себе «тысяча и одна ночка»: три месяца тому назад мусульманские дармоеды в Кёльне изнасиловали на улицах десятки, если не сотни, немок. Из-за этих бесчинств до полумиллиона российских и казахстанских немцев хотят вернуться в Россию, моя семья — тоже. Приняла Германия беженцев из гуманитарных соображений, а они, оказалось, полагают, что, очутившись в Европе, автоматически вступили в священную войну с неверными — в джихад — и намерены «победить»! Считают неотъемлемым правом истинного мусульманина насиловать женщин своих «идейных врагов». В религиозных фетвах так и пишут: распутницы, предающиеся поклонению шайтанам, — законная добыча ваша. Смело возлагайте руку свою на них, ибо они не что иное, как сексуальные рабыни — «мальк аль-ямин». Термин «секс-рабыни» есть в Коране. Берите их на улице и в домах их, не смотрите на то, девственны они или замужние, ибо, когда неверная попадает в руки мусульманина, её брак с неверным не имеет значения. Это мои-то дочери — они живут в Германии — сексуальные рабыни для арабских беженцев?! Мои образованные работящие дочери рабыни для бездельников и трусов, побоявшихся защищать свою родину? Ты, беженец-араб, беженец-курд, ты хотя бы выучи немецкий язык на бесплатных курсах, поработай в химчистке, дворником, поползай на грядке за клубникой — заработай сам на мерседес. В Берлине есть «Сирийский культурный центр» — три больших комнаты, кухня; приходи, беженец, в любое время суток, готовь арабскую еду, кури кальян, играй на уде, разговаривай на родном языке, будто за дверью нет никакой Германии. Здесь сирийцу наш юрист подскажет, как по программе воссоединения семьи притащить в Европу всю родню. Ладно, притащил! Но вы работайте на благо содержащей вас страны! Нет, беженцы ищут в Европе совсем другого рая — беззаботного, безработного. Кроме половых органов, у беженцев-мусульман нет ничего: ни ума, ни знаний, ни трудовых навыков, ни старания, ни прилежания, ни культуры, ни уважения к приютившей стране — ничего! Детей мне их жалко, а взрослых паразитов из Сирии — ни капли: пусть или родину у себя защищают или у нас работают, как все, в поте лица своего. В Германии русскоговорящие немцы, как я, зовут беженцев «бешенцами» — это приговор. Мусульманская саранча под корень косит культуру Западной Европы, там скоро тысячелетняя цивилизация превратится в кладбище или возникнет новый нацизм, фашизм уже поднимает голову. В Германии есть маленькие городки, куда немцы под угрозой смерти не могут зайти, даже социальные работники. Беженцы специально едут в такие городки жить, потому что там нет работы, службе занятости нечего им предложить, и дармоеды два года получают хорошие пособия, а потом переезжают в другой маленький город, и халява повторяется.  

— Это возмездие за века колониального грабежа. Недавно вы мне сами говорили: средний возраст немцев в Германии сорок восемь лет, и они уже не слишком-то рвутся на работу: сорок процентов мужчин хотели бы стать домохозяйками. Европейское общество в кризисе, вы малодушные трусы, разучилась воевать. Против беженцев НАТО бессильно, Европа вымирает, мусульмане размножатся там и заменят вас.

— Да, атеисты размножаются гораздо медленнее мусульман, это известно в цифрах. Сегодня запустили в Германию миллионы архаичных мусульманских семей, в них традиционно женщины не работают, а только рожают и растят детей. Ну тогда, господа европравители, возьмите калькулятор, посчитайте, чтó будет через полсотни лет. Какого чёрта немцам, нам, было ехать из России и Казахстана в Германию, если очутишься в Берлинобаде? И оккупационные американские войска никуда не ушли.

— И вы считаете США зловредным государством?

— Пожалуй. На новый мировой порядок у США сил уже вряд ли хватит, а вот на управляемый беспорядок, хаос — достанет. Здесь, в Ираке, в Сирии, они устроили хаос, и в Афганистане… 

— Я не беженец, культуру Германии не разрушаю, я на джихаде в Сирии.

— Спасибо, дорогой, за Германию. В Сирии он… В моих глазах ты плохой мусульманин: на родине в нищете бросил больную престарелую уже мать и сестрёнку-школьницу…

— Я коплю для них деньги!

— Ты не сможешь их отсюда послать: за тобой следит госбезопасность Казахстана и России, они тесно сотрудничают, ты и вся твоя родня на мушке. На джихаде он… Ты хоть знаешь, что такое джихад?

— Борьба на пути к Аллаху, священная война против Запада и его приспешников! Я воюю, работаю, чтобы искупить грехи исламского мира, защитить осаждённую веру. Все упорствующие, все несогласные мусульмане, все последователи других религий — такфиры и кафиры — должны умереть! Любое новое государство строится на крови. Только оружием простые люди могут отстаивать свои интересы, мусульманскую справедливость. Западный человек обленился и отвык бороться за свои интересы, мы этим воспользуемся.

— Призыв мечтателя к переустройству мира. Ещё скажи: «Мои братья — зёрна пшеницы в куче плевел». Ты повторяешь экстремистскую пропаганду: всех неверных — убить! А традиционный ислам, который окормляет сотни миллионов мусульман, не призывает к убийству неверных. Мусульманские теологи считают: убить человека, ещё не нашедшего истину, равносильно убийству ребёнка за то, что тот ещё не знает алфавита. Джихад — это поступки ради торжества мусульманской веры. Поступки вовсе не означают, что все неверные должны быть убиты, этого нет в первоисточнике — Коране. Поступки ради торжества веры и у христиан, иудеев, буддистов есть, только называются по-другому. Сдался тебе этот Запад! А если мать твоя, если сестра твоя не примут ваххабизм, ты и их убьёшь? И меня, и тебя в школе и дома учили добру, гуманизму, все люди братья, а тут ты ломаешь себя, упрямо убеждаешь себя творить зло: перед тобой враг — убей! Любопытство, романтика, жажда приключений, да, молодых сподвигают, но не детей же убивать, не старух! По-моему, к джихаду не приходят — в него сбегают, потеряв совесть. Ты родину бросил зачем?

— Казахстан — в мировой заднице, в дерьме, и светская власть обустраивает его там поудобнее для себя!

— Согласен. В России, что ни делается, всё получаются КПСС и автоматы Калашникова, а в Казахстане — байство и задницы. Я бы даже сказал, у вас из задниц выстроился уже бесконечный зеркальный лабиринт — из него народ выхода не найдёт, если только не разобьёт зеркала.

— Зеркальный лабиринт из задниц?.. Вы имеете в виду «многовекторность» Назарбаева?

— В том числе. Политика многовекторности расшатала Казахстан: непрерывно и добровольно искали, кому бы ещё лизнуть. Не захотели национальные республики жить в большом СССР, теперь вас, беззащитную мелочовку, капиталисты сжирают по одному. Всё, что Казахстан за взятки агашкам* теряет, подбирают американцы, китайцы, европейцы, турки, ну и российские олигархи — теперь, правда, в последнюю очередь.

_____________________________

*Агашка (каз). — Влиятельный человек, покровитель, «решающий вопросы», часто — чиновник у бюджетного кранчика, мыслящий и действующий по правилам коррупции: видимость законности для лохов, деньги и власть для меня.

— А почему у нас всё так плохо? Назарбаеву народ верил много лет, потом стали потихоньку разоблачать, разруха-то налицо. В кого теперь верить?

— Назарбаевская система колониальной власти коррумпирована сверху донизу. Она неидеологична, если, конечно, не считать идеологией стяжание богатств начальством и оголтелую ложь для народа. Властная вертикаль внутренне не консолидирована, разорвана на враждующие кланы. Назарбаевская власть не направлена на достижение серьёзных внешних целей, а теперь ещё не освещена привлекательным образом елбасы и его команды — непогрешимый «отец нации» мало-помалу испарился. Воровство и публичная ложь утвердились в качестве главных моральных принципов казахстанской жизни, аморальность стала нормой. Ты ассоциируешь себя со страной, выражаешь точку зрения народа, точнее, бедняков, потому и говоришь: «У нас всё так плохо». Это для казахстанского народа всё плохо, а для власть имущих всё очень даже хорошо, даже отлично!

— И что делать? В Казахстане не только учёных, инженеров-конструкторов и технологов нет, а не стало и национальных писателей, композиторов, поэтов, драматургов. Кто дух-то народный будет поднимать, вести за собой? В стране действует только одна правящая партия, остальные на бумаге, всю оппозицию зачистили. В сентябре прошлого года Коммунистическую партию Казахстана ликвидировали решением суда. Профсоюзов нет. Взяточники-агашки, что ли, поведут народ к светлому будущему?

— Русская империя модернизировала национальные окраины страны. Как только советское, а значит имперское, кончилось, все эти «свободные женщины Востока», все национальные общества вернулись на круги своя. Не только в Средней Азии, а и на Кавказе, и в Прибалтике, на Украине… Да и в России тоже регресс ужасный. Сейчас на месте СССР совершается тектонический переход, имперские швы русской цивилизации расползаются, и от этого все новоявленные из небытия страны деградируют. В Казахстане мигом возродилось байство, ханов и мюрз пока что нет, но не будем зарекаться: все кинулись копать, а больше сочинять свои родословные. Вспомни, как у вас чиновник, да любой агашка средней руки, как он разговаривает с областным акимом или министром и со своим шофёром или дворником. Разница в обращении сразу бросается в глаза, сразу! Сословность уже стала нормой, чинопочитание становится анекдотическим, как у Чехова в «Толстом и тонком». А дурная интеллигенция, поначалу не уразумев призыв нового высшего начальства к казахскому народу «вернуться к корням», предложила жить в юртах, пасти скот в степи и кочевать — всё как в девятнадцатом веке. После развала СССР одичалось накрыла всех. Даже в пижонскую, всю из себя европейскую Прибалтику вернулось дремучее хуторское мышление, только со знанием английского языка… Короче, все бывшие советские республики кормящую и защищающую их империю променяли на колониальный статус и, естественно, деградировали.

— Имперскую крышу потеряли, а самостоятельность не обрели?

— Именно. Это всё цивилизационные катастрофы. Ваши национальные писатели и кинематограф оказались русофобскому начальству рвачей не нужны, в них была заинтересована только русская империя. Даже в столпах национальной культуры, как поэт Абай, правящие агашки не нуждаются совсем. В Казахстане капитализм с восточной колониальной спецификой: правящая верхушка государства и крупный бизнес интегрированы с Западом, в первую очередь с англосаксами, а теперь и с Китаем, на местах свирепствует байство, крепчающий феодализм и скоро, если с назарбаевщиной не будет покончено, у вас, как в Индии, сложатся наследственные касты. Они, конечно, есть во всех развитых капиталистических странах, только называются по-другому. Уйгуры и дунгане у вас, переступая закон, уже заводят себе гаремы из казашек. В Казахстане народ живёт в постоянной опасности, привыкает быть нищим, неблагополучным, нетребовательным, необразованным, больным, отсталым, брошенным на произвол чиновников и баев, ненужным Большому миру. В ваших горных аулах и степных сёлах, посёлках — я навидался! — нет ни работы, ни нормального быта: двадцать первый век — а какают школьники и старики в дворовых туалетах на морозе, воду возят издалека на ишаке или сами как ишаки впрягаются в тележку с бидонами воды. Общество простых людей смирилось с тем, что его ограбили и продолжают опускать. Казахстан снаружи подминают под себя Китай, США, Европа, Турция, а внутри страна загнивает сама собой, потому что строят не дороги, заводы, оросительные системы, школы, больницы, спортплощадки, театры и тёплые туалеты, а мечети, кальянные и пивнушки. Все признаки колонии. Законы администрация пишет под себя: в конституцию Японии, принятую в тысяча девятьсот сорок седьмом году — семьдесят лет назад! — по сей день не внесено ни одной поправки, а в конституцию Казахстана девяносто пятого года — всего за двадцать лет! — внесено уже более тысячи поправок. Вот как спешат законно присвоить активы страны. Тебе нужно сражаться за будущее своей родины, а не здесь убивать сирийцев. Из Казахстана уехали миллионы трудоспособных людей. Если все молодые и здоровые, как ты, свалят, кто останется на земле, кто будет работать, строить? На их место завезут гастарбайтеров, те обживутся, выберут себе правителей — и оттеснят или вообще добьют коренных казахов. Китайцы сегодня гнобят мусульман-уйгуров, киргизов, казахов, десятками тысяч без суда заключают в политические образовательные лагеря, и там их «перевоспитывают». А ты знаешь, что с первого июля текущего года в Казахстане разрешена продажа сельскохозяйственной земли? Представляешь, кто её купит?  

— Я не могу слушать и смотреть новости неверных: за это бьют палками.

— Неинформированные всегда остаются в дураках, лучше быть битым умным, чем непоротым дураком. Казахстану… нет, любой родине, нужны битые люди — опытные, поумневшие, без иллюзий. 

— Бог любит меня и даёт испытания. Да помилует меня Аллах! Зато у нас нет войны.

— Если в Казахстане сейчас не падают бомбы — не значит, что нет войны: горячей нет, а гибридная есть. Цицероновский «Худой мир лучше доброй войны» — это обычная политика власть имущих. Во время горячих войн и революций властители могут лишиться всего, поэтому им выгоднее купить «худой мир». А чего в войну, в революцию могут лишиться рабы, кроме своих цепей? Я понимаю твою подавленность и обиду: мало радости в лучшие годы жизни думать о таких вещах. Но хочешь справедливости, хочешь обрести надежду на благополучие, на светлую жизнь для своего народа, для себя, своих близких, не заклинивайся на религии: она служит исключительно власти — так было везде и всегда. С подачи власти в Казахстане, в России понастроили тысячи церквей, мечетей, синагог, а простых людей из народа превратили в плебс. Любая религиозная конфессия — опиум для народа, а священнослужители — наркодилеры. Ватикан превратился в корпорацию: теперь открыто продаёт услуги, а не идеологию. Любая религия — способ управления человеком изнутри. Религии появились, когда человечество усложнилось и держать людей в подчинении внешней силой — через страх физического наказания оружием и тюрьмой — стало невозможно. Рядом с каждым работником солдата или держиморду не поставишь. Поэтому власть имущие придумали управление человеком изнутри — через совесть, мораль, этику. «На всё воля Божья!» — у христиан, «Иншалла!» — у мусульман — это поощрение безответственности за свои слова и дела, уничтожение в человеке ответственного гражданина.

— У мусульман есть честные имамы…

— Это не важно в принципе — честные или бесчестные: они служители власть имущих, системы эксплуатации человека. Ни одна религия мира не выступает против рабства, против социального неравноправия. Кредо всех религий: «Власть — от бога». Главная задача любой религии — утешение и смирение рабов, чтобы не выступали против власти, а если утешить, усмирить не удаётся, тогда стравить потенциальных бунтовщиков с людьми иных конфессий: divide et impera — разделяй и властвуй. Наличие множества религий в мире уже само по себе разделяет людей, делает их неравными, а значит, ведёт к конфликту, войне. Любая церковь призывает верующих к любви. На словах! Все религии разделяют людей на своих и чужих, потому не способны обеспечить мирное сосуществование. В Казахстане восемнадцать конфессий! Каждый верующий считает себя самым правильным, истинным, готовым, если что, с оружием в руках биться «за справедливость»! Зачем эта пурга мирным светским народам? Чтобы любить, жениться, растить детей, заботиться о стариках, строить, людям автомат Калашникова не нужен.

— И что, по-вашему, справедливость?

— По мне, справедливость — категория философская. На неё есть две основные точки зрения: «все равны» — это развитие общества по социальному пути, в конечном счёте коммунизм, и «все не равны» — это развитие по биологическому пути, каким создала природа человека, это все остальные формации, включая социализм.

— Разве при социализме неравенство сохраняется?

— Сохраняется: люди ещё не обуздали биологическое в себе — конкуренцию за жилище, полового партнёра, еду, образование, рабочее место… При коммунизме конкуренции не будет в принципе, никаких конкурсов, соревнований, выборов, рекламы… Коммунистическому человеку и без навязанной природой борьбы за выживание будет чем заняться. Вся философия исламской революции, идея священной войны у джихадистов свелась к одному тезису: истребление отклонившихся от истинного пути мусульман и неверных есть дело богоугодное и обязательное для истинного мусульманина. Если убрать словесную чепуху, которую втирают вам имамы, то по реальным действиям вдохновители священного джихада действуют в русле мальтузианской концепции, точно так, как олигархи, члены Римского клуба: и те, и другие мыслят управление миром посредством болезней, голода, войн, регулирования деторождения, с добавкой теперь деиндустриализации, денационализации, дерационализации, декультуризации, деморализации, деисторизации, десоциализации и ещё многие «де».

— Дерационализация — это что?

— Характеристика социально-экономического поведения человека. Мировые олигархи хотят, чтобы их рабы поглупели, одичали, разобщились — «больше двух не собираться», не смели протестовать и, угодив в цифровой концлагерь, поскорее сдохли. Ваши эмиры хотят того же самого с одним исключением: чтобы на Земле остался не «золотой миллиард», а мусульмане, исповедующие радикальный ислам. Любая религия тупит народ, верующий человек сближается с животным, религиозное поведение по своей природе рефлекторно, у верующего работает не ум, а рефлексы, это доказано учёными.

— Нет, мы не за концлагерь приехали воевать! Мы самые… самые…

— Местные арабы считают вас, приехавших на джихад, людьми второго сорта. Вас здесь никто не ждёт, вас не воспринимают как равноправных братьев по вере. У командиров — дворцы, самые красивые невинные девушки, счета в европейских банках, награбленные исторические ценности, дети учатся в Лондоне… Ещё и самого так называемого халифата в помине нет, а касты у джихадистов уже есть. А ты, если доживёшь, своих сыновей, если, конечно, успеешь их родить и вырастить, мог бы послать учиться, если, опять же, командиры позволят, разве что в медресе, в Египет, и там твоим детям пришлось бы ночевать в лапах закоренелых ненаказуемых педофилов-учителей. Командиры ДАИШ сами не живут по шариату: они все исламские законы диктуют в угоду себе. А в головах рядовых бойцов специально создают путаницу из религиозных понятий. Это чтобы у приехавших на джихад закрепилось только одно: стань шахидом, умри за веру — всё! В Европе это называется «пушечное мясо». Возвращайся домой, пока реально ещё не воевал.

— Я не боюсь, я не трус!

— Не в этом дело. С войны не возвращается никто — ни те, кто погибли, ни те, кто выжили.

— Как это? Если выжили…

— Люди, пережившие кошмар войны и вернувшиеся домой со своим посттравматическим стрессовым расстройством, с «военным синдромом». Они усталые психи, инвалиды, раненые, контуженные, «хроники», склонные к агрессии и самоубийству. Очень часто они оказываются обществу и семье уже не нужны, их место заняли женщины и подростки.

— Я как-то об этом не думал… Казбич точно псих, а Курбан нормальный. Говорят, Казбича побаивается командир отряда, он даже распорядился не пускать его в свой дом. 

— А ты бывал в доме своего полевого командира?

— Нет, к нему не подпустит охрана, хотя должны знать меня в лицо.

— Дворец! Бульдозерами снёс все местные домишки между городским госпиталем и мечетью, и построил себе трёхэтажный особняк из камня специально для этого разобранного армянского монастыря времён расцвета Византии. Хитрый: такое место русские и американцы бомбить не станут. Не позволяй лукавым словам командиров, имамов, эмиров морочить себя. Ты в повседневной жизни своих командиров и братьев различаешь их следование ваххабизму, салафизму, суфизму?

Келген нахмурился и, сжав губы, молча смотрел на дорогу.

— Нет! А между тем люди, делающие на мусульманской вере большие деньги, за идею на голгофу не идут. И в тюрьму, и на казнь не идут. Они скорее с законной гражданской властью в Сирии заключат взаимно выгодный договор. Христианские пастыри точно такие же христопродавцы. Только для европейцев религия теперь это объект моды или успокоительное средство — не более того. Ладно, по комсомольской привычке продолжу ликбез: хочу попробовать сделать из тебя полезного для казахстанского общества гражданина. Слушай! Самый почётный джихад, гарантированная дорога в рай, — это сказать справедливое слово несправедливому правителю. Ты уже не пацан, мужчина двадцати шести лет, в армии пограничником отслужил на Каспии, медаль за службу родине получил, ты, прежде чем ехать на джихад, справедливое слово сказал?    

— Кому?

— В селе, откуда ты родом, есть несправедливый хозяин общественной жизни?

— Есть! Дайрабай. Всех со свету сживает. Захватил общественные пастбища, пруды, источники бесплатной воды — теперь поливную воду продаёт. Был случай: убежала корова со двора, зашла на пастбище, как привыкла в прежние годы, там ей дробью прострелили вымя — и нет дойной бурёнки, пустили на мясо. Дайрабай отбирает у людей дома, приусадебные участки, скот — даже у соседей на своей улице!

— В исламе запрещается вредить соседям. Нанесение вреда соседу — словом или делом — может привести к адскому огню. Аллах недоволен Дайрабаем, отправит его душу в ад.

— И ещё, говорят, Дайрабай проводит китайский капитал в наши места. Ему многие люди должны, они стали его крепостными, а какие — настоящими рабами.

— Ты рабовладельцу Дайрабаю справедливое слово сказал?

― Нет. Он бай!

― Если режим сохранится, вы из колониального феодализма скоро скатитесь в первобытно-овчинный строй.

― Один мой сосед пытался открыть рот, ездил в Атырау жаловаться по начальству. И что! У Дайрабая акимат, адвокаты, бандиты, законы… — только скажи слово наперекор: посадит, спалит ночью дом или наймёт бойцов — прирежут и закопают в степи.

— Вывод: лучший, самый почётный, джихад — сказать справедливое слово несправедливому правителю — тебе пока что не по зубам. Тогда, может быть, у тебя великий джихад? Это духовное борение. С кем, с чем ты боролся духовно?  

— Боролся духовно?.. Я приехал воевать с неверными! — в отчаянии почти закричал Келген, вцепившись в руль. — Истинно верующему мало только изобличать еретиков и несправедливых правителей. Они свой выбор сделали, и Аллах повелевает их убивать! И себя не жалей! В хадисе сказано: «И никак не считай тех, которые убиты на пути Аллаха, мёртвыми. Нет, живые! Они у своего Господа получают удел». И сказано: «Погибшие за дело Аллаха у сияющей реки возле дверей рая в зелёной башне; им выносят пищу из рая утром и вечером».

— Вооружённая борьба с неверными — это всего лишь малый джихад. Он для пушечного мяса, для наивных бойцов с пропагандистской лапшой на ушах. А о джихаде сердца что-нибудь знаешь? Это борьба с собственными пороками…

— Зачем вам, умному человеку, нападать на моих духовных наставников и боевых командиров? Они же, по жизни в Сирии, ваши кормильцы.

— Когда я учился в советской школе в городе Энгельс Саратовской области и был комсомольцем, клялся вести решительную борьбу с религиозными предрассудками — устав ВЛКСМ, глава первая, пункт два «в». В Московском институте нефти и газа я был председателем комсомольской организации факультета. Борюсь до сих пор, потому что уверен: любая религия — опиум для народа. В СССР этот опиум заменяла компартия, а при капитализме замена исчезла, власть вернулась к религиозной идеологии для поддержания себя любимой, а выборы — игрища для отвода глаз.

Муллы — профессиональные идеологи. Они толкуют жизнь со ссылками на Коран, но при этом всегда ориентируются на интересы своих закулисных хозяев. Муллы зациклены на обрядности, они неспособны выявлять и решать реальные проблемы жизни мусульманских обществ. Обряды не способны повлиять на душу, не могут изменять внутреннюю, греховную сущность человека. В этом проблема всех религий. Духовенство традиционного ислама отгородилось Кораном и обрядностью от Бога, от проблем простых мусульман, живёт интересами сиюминутного своекорыстия. В Казахстане воздвигли уже три тысячи мечетей — и что, казахам жить стало лучше, веселей? Мусульманские страны оказались не способны выработать более эффективную и привлекательную альтернативу западному образу жизни: не явили миру открытий в науке, технике, искусствах — во всех сферах у мусульман шаром покати, одно невнятное бормотанье. А тень на ислам бросают наркотрафик из Афганистана, нестабильность режима в ядерном Пакистане, на подходе ядерный Иран, кровожадность «братьев мусульман» на деньги саудитов, исламские террористы-смертники в Европе… Откуда сегодня у европейцев взяться положительному образу мусульман? Так называемый халифат мог бы стать смертельной угрозой Европе. Надеюсь, исторически скоро власть халифатских мулл станет для простых мусульман ненавистной. Всемирный халифат — фантазия, такой миф о едином идеологическом территориальном образовании. В Коране нет понятия «халифат», а термин «халифат» не употребляли при жизни пророка Мухаммеда. На деле халифат — это новая архаика, одна из государственных форм подавления человека человеком. Аллах между тем никому не дозволял стеснять человека границами, царствами, халифатами и прочими решётками да цепями под видом благой заботы о правоверных. Даже если идею халифата признать частью мусульманских религиозных представлений, такое нельзя сказать, к примеру, о погоне за смертью. Мусульманская традиция признаёт заслуги погибшего в бою, но не приветствует мучеников, террористов-смертников. Сознательный поиск собственной смерти противоречит божьей воле. К тому же терроризм смертников просто неэффективен с военной точки зрения: глупо использовать преданных идее халифата боевиков только единожды. Террористические акты не ставят западные общества на колени, они только провоцируют ответную реакцию — вас, джихадистов, уничтожат физически… 

Тут Келген вспомнил о двухдневном отдыхе на берегу Средиземного моря, пока случилась заминка с отгрузкой труб. Там, в компании братьев-джихадистов, находясь вне наблюдения командиров, он испытал очередные духовные борения. Отдыхающие в Турции братья тщательно соскребали глазурь с американских кексов — в них мог содержаться свиной жир, но при этом играли в азартные игры, пили турецкую анисовую — похожую на лекарство от кашля — настойку ракы, танцевали на коленях, шарились в интернете, грубо пользовали европейских и местных проституток и даже издевались над ними. Подвыпив, многие, хотя не все, братья отправились в караоке-бар и горланили там арабскую попсу. Особенно Келгену показалось нечистой хвальба одного молодого брата-марокканца, что, мол, по возвращению в Сирию его ожидает билет в рай: он станет мучеником, смертником. А до этого брат рассказал о своей жизни во Франции на госпособиях из рук неверных и собственных кражах, как он курил марихуану и пил русскую водку, шлялся по ночным клубам, пел-танцевал, «клеил» девочек… Одевался по современной французской моде: майки, бейсболки, капюшоны… — и все эти прикиды молодца были без какой-либо исламской символики. Клубы и кабаки с выпивкой и девчонками в жизни джихадиста из Марокко оказывались важнее Корана и мечети с муллой. Но теперь, наконец, близок конец позору и отвращению к себе: «Придёт очищение и искупление грехов! В Сирии я убил пятерых пленных курдов и армян — для тренировки…» В Казахстане такие потерянные парни совершают самоубийство, а тот плохой джихадист хочет придать своей постыдной жизни религиозный мученический окрас. 

— …Мусульманский мир разделён: есть шииты, сунниты и хариджиты, в исламе тысячи направлений, но ересью они не считаются, и отсутствует иерархия духовного руководства. Единство в исламе зиждется на принятии шахады — свидетельства: «Нет божества кроме единого бога, и Мухаммед — посланник его». Человек, провозгласивший это свидетельство с чистым сердцем в присутствии двух свидетелей, становится мусульманином. Аутентичный Коран, верю, написан в хороших стихах, а какую дичь читаем мы сегодня в переводах — это большой вопрос. Мусульманин должен знать арабский литературный язык. На русском и казахском языках нет качественной литературы об исламе. Я совсем не против традиционных мусульман, но — как ни крути — оригинальный текст Корана отражает примитивную культуру арабского мира пастухов полторы тысячи лет тому назад. Для нашего времени изложенные в Коране правила и законы неоправданно суровы: они направлены на безусловное искоренение остатков языческих верований. Коран — устаревшая книга, он давно не обеспечивает единство мусульманского мира. Ислам разделён на три враждующих направления: традиционный — достаточно мирный и добрый, фундаментальный — уже с душком нетерпимости, и экстремистский — этот ежедневно оставляет трупы по всему миру. Радикальные исламисты — враги человечества. Авторитарная теократия раннего мусульманства — это преимущественно насилие. Любое насилие пожинает ответное применение силы: вас, повторю, всех перебьют. Джихад уже не раз били…

— Посмотрим! Даже если нас побьют в Сирии и Ираке, мы сменим тактику: станем, как «Аль-Каида», тайной сетью террористических ячеек, а потом возродим халифат.

— Прилетят русские и разбомбят в пух и прах. Они на вас тренируют личный состав армии, испытывают новые образцы оружия — на случай военного конфликта с НАТО.  

— Светские арабские режимы — все антиисламские, они захватили арабские земли, мы их перебьём!

 — Ну да: мы, мусульмане, самые добрые и справедливые в мире! А если появятся люди добрее и справедливее нас, то мы их быстренько убьём и опять станем самыми добрыми…

Колонна подошла к пограничному переходу Баб аль-Салам между Турцией и Сирией. Артиллерийский обстрел закончился. Весь транспорт выстроился вдоль шоссе. Машины стояли припаркованными по многу часов, пока шофёры дремали в оливковой роще неподалеку, дожидаясь, когда инспекторы проверят транспорт. Для беженцев из Сирии турецкая граница временно закрыта — карантин.

Слева метрах в ста от дороги оборудованы большие ровные площадки для танков и грузовиков, здесь концентрируются турецкие войска перед операциями вторжения в Сирию. Сейчас на площадках стояли штук двадцать американских танков М60 и примерно столько же внушительных размеров трёхосных бронированных автомобилей «Vuran». У дороги, рядом с лагерем беженцев, стояли два дежурных вертолёта Турецкого Красного Полумесяца и несколько санитарных машин. Турки готовили технику под недавнее заявление своего руководства, что не позволят курдским ополченцам захватить сирийский город Аазáз, сейчас его контролируют силы ДАИШ, как почти весь север и северо-восток Сирии.

Колонна не стала пристраиваться в конце длинной очереди машин с гуманитарными грузами, а проследовала к пограничному пункту. Командир охраны выпрыгнул из головного броневика и побежал договариваться с пограничниками. Поскольку документы на груз инспекторы не проверяли, машины не досматривали, из белой машины ОБСЕ вылезли европейские представители и, настороженно, с оглядками, направились к остановившейся колонне.

― Смотри, что сейчас будет! ― хохотнул Эберт.

Тут же пограничники на военном джипе бросились наперерез и завернули миротворцев обратно: не суйтесь не в своё дело! 

Эберт объяснил Келгену: трубы, задвижки, всю технику закупили в обмен на нелегально добытую в Сирии нефть, а пограничники не собирались мешать своим нефтяным воротилам, даже, возможно, семейному бизнесу самого президента Турции Эрдогана. 

― Продажный Восток! ― усмехнулся немец. ― В отношениях понимает только силу и подкуп. А если ты предлагаешь заключить договор, то, значит, слабак, не боец, не мужчина. На кой нам сдалась Турция? Евросоюзу её всё время придётся покупать, как израильтяне на американские и европейские деньги покупают мир с арабской Палестиной. Немцам это надо? Меркель, американская болонка, выставляет Германию перед миром слабачкой и делает нас всё беднее…

― Подлый Запад! — вспылил Келген. — Ваши ценности похожи на смертные грехи!

― Без нас Восток до сих пор пас бы коз в горах. У вас нет ни своей науки, ни инженеров, ни технологий. Кончится у саудитов нефть, у катарцев газ ― пойдут пасти коз, ничего другого не умеют, плюс за наш счёт вконец обленились.

— «Ас-саляф-ас-салихун» — возвращение к образу жизни ранних мусульман, как жили праведные предки.

— Пасти коз в пустыне, в горах? Ты правда этого хочешь? Хотя и то жизнь… Но тогда причём тут Европа, Америка, Россия? Иди в Аравийскую пустыню, откуда — никто не звал! — явились твои праведные вожаки, паси…

Командир охраны вернулся, подошёл к машине. Эберт вылез из броневика, надел любимую свою панаму-«афганку». Следом с двумя 20-литровыми алюминиевыми флягами для воды выпрыгнул Келген. Командир на арабском немцу сказал:

— Ждём сигнала.

Тот на арабском ответил:

― Хорошо бы заправить машины сертифицированным дизелем и запастись водой.

― Из-за обстрела топливо на заправку не подвезли, боялись детонации, а очередь машин стоит с ночи, пустые бензоколонки солдаты охраняют от сумасшедших и возможных диверсантов. Масуд Каспи, за водой!

Келген с пустыми флягами быстрым шагом направился в сторону лагеря беженцев, расположенного справа от шоссе. По пути размышлял об уроках немца: «А ведь я уже многому у него научился!» Особенно Келген хотел овладеть современными способами геологоразведки нефти. А очередным уроком от Бельгера Эберта было заполнение липовых транспортных документов, будто их колонна везёт европейский гуманитарный груз для сирийских беженцев: трубы для водопровода, стройматериалы, палатки, медицинскую амбулаторию… Впрочем, новенькое немецкое оборудование для амбулатории действительно везли: «Слишком большие потери у моих братьев. Похороны почти каждый день, даже пришлось завести специальную похоронную команду, чтобы не вселился страх в здоровых и раненых бойцов… Последний сирийский врач-мужчина недавно ночью сбежал из городского госпиталя, остался медбрат-инвалид и два санитара, но они лечить не умеют. Когда пришлют нового врача? А лучше его где-то взять в плен вместе с семьёй и под угрозой смерти родных заставить работать». При мысли об амбулатории, Келген вспомнил о матери. «Фельдшер здесь пригодился бы… Нет, нельзя: она не совершает намаз…»

Сооруженный из контейнеров лагерь примостился впритык к границе. В нём обитали четырнадцать тысяч сирийских беженцев. На запруженном машинами въезде в лагерь арабские мужчины дрались за гуманитарную помощь — её привезли из Западной Европы и раздавали прямо с машин. Потом Келген наткнулся на похороны. Завёрнутое в белое полотно тело умершего беженца военные турки пытались отобрать и увезти, но арабы не давали: у турецкой санитарной машины порезали ножами резину и дрались с солдатами, желая похоронить по своему обычаю…

Тут Келген услышал, как сигналит «его» машина. Обернувшись, увидел: Эберт призывно машет ему рукой. Так и не пробившись к водовозам гуманитарки, Келген побежал обратно. Когда колонна проезжала пограничный пост, ни одного пограничника не было видно…

Сразу по въезде в Сирию на командирском броневике взвился чёрный флаг…

В сотне метров за пограничными воротами в Сирию с обеих сторон от шоссе расположен транзитный лагерь беженцев. Палаточный лагерь площадью 16 гектаров, квадрат 400 х 400 метров. В нём примерно тридцать тысяч гражданских лиц. Лагерь возник на пустом месте, по необходимости, по мере того как из Алеппо и поселений к северу от этого города жители стали бежать от войны. Условия в лагере ужасные. Из Турции через систему шлангов в лагерь подавалась питьевая вода ― она поступала в большие цистерны. А вот механизма для отвода сточных вод нет, кроме канавок вдоль улиц из разноцветных палаток и всякой рванины, и потому грязные стоки лужами собирались в проходах, заполняя рытвины, ямки и колеи. Кругом кучи мусора, грязь, усиливающийся юго-восточный ветер гнал пыль, песок, пакеты и обрывки бумаги. С прилегающих к границе бугров очередные толпы измождённых беженцев с ручной кладью, пройдя обозначенными вешками тропами по минному полю, вливались в лагерь…

Вдруг щёлкнул выстрел, потом грянули автоматные очереди. С десяток беженцев с сирийской территории через два ряда колючей проволоки пытались прорваться на турецкую сторону. Солдаты в их сторону стреляли повыше голов, но одного случайно убили — и беженец в нелепой позе повис на проволоке, остальные с проклятиями побежали назад.

— Досадно: нельзя остановиться и сфотографировать бедолагу, — заворчал Эберт. — Теперь чиновник турецкой погранслужбы не сможет оштрафовать его за незаконный въезд в страну…

Турецкие солдаты и боевики ISIS, охраняющие лагерь сирийских беженцев, прохаживались вдоль колючей проволоки по обе её стороны, выразительно смотрели друг на друга с тридцати метров, иногда жестикулируя, но не стреляя.

У лагеря беженцев колонну остановил ВОЗовский санитарный кордон, врач — немец. Он предупредил Эберта:

― В лагеря по обеим сторонам границы заезжать и заходить нежелательно. Вы запаслись водой?

― Не удалось.

― В Сирии пейте только воду из гуманитарной помощи. Возникло опасение насчёт эпидемии холеры. В лагере объявлен карантин, но царит хаос.

― А вы здесь на что?

― Нет вакцин. Их сегодня должны привезти вертолётом по линии Сирийского арабского Красного Полумесяца. Специально для этого в военных действиях объявили двадцатичетырёхчасовую гуманитарную паузу. Но никто толком ничего не знает: русские в пограничных районах глушат связь турецкой армии, от этого страдают и гражданские. Кроме того, к Алеппо с юга из Сирийской пустыни идёт пыльная буря, боюсь, вертолёт с вакцинами где-нибудь сядет и будет пережидать или вернётся в столицу. Если обстановка без вакцинации продлится до лета, эпидемий не избежать.

— Напоминает Тридцатилетнюю войну. 

— Очень похоже! Весь север Сирии такое же зачумлённое пепелище. Только в Тридцатилетнюю немцы разбегались от мародёров и прятались в лесах, а сирийцам прятаться негде — бегут из страны. Города и деревни обезлюдели, некоторые буквально стёрты с лица земли. Плотины разрушены, поля заросли, сады одичали, почти весь скот выбит. Люди, кто успел, разбежались. Оставшиеся питаются травой и падалью, как собаки, даже трупы людей идут в пищу. Дети уже разучились читать и писать. Техника и сельхозинвентарь утрачены, остались одни мотыги, лопаты…

— Как в Афганистане.

— Нет, там ещё хуже. Я по линии ВОЗ бывал в Кабуле, навидался. Там вообще есть нечего. На пригодных для выращивания полевых культур клочках земли они высевают не пшеницу, а мак на героин. На улицах толпы калек, стариков, ужасных оборванных женщин, детей всех возрастов в любое время суток ежедневно. Сидят, лежат, ползут, клянчат, дергают за рукав, за штанину. За европейцем долго идут следом, непрерывно повторяя: «Мистáр, доллáр! Мистáр, доллáр!» Дети худющие, оборванные, грязные, больные, с огромными глазами, большинство не учится в школе даже в столице. На дорожных блокпостах документы у водителей не проверяют — солдаты из таких детей вырастают неграмотными. Армия! В Сирии тоже вояки ещё те: на боевом посту кальян курят. Разные войны: в Афганистане организованная из Пакистана гражданская война, а в Сирии религиозная — наёмники слетелись со всего мира.

— Ландскнехты, когда мародёрствовали, пытали крестьян, насиловали девушек, заживо сжигали детей в печах и потешались над их предсмертными криками. Здесь, уже навидался, то же самое. Попробуй не выдай вовремя жалование бойцам джихада — тогда дисциплины в отрядах не удержать: убьют всё живое вокруг. Ввергли сирийское общество в рабовладельческий строй. У меня уже несколько альбомов фотографий их преступлений…

— Вы рисковый!

— В конце лета мой контракт закончится, вернусь в Германию и предъявлю. Хочу сделать книгу о маленьком взрослом человеке на этой войне. Он маленький, а война большая. Им не интересуются политики, он не попадёт в объектив мирового общественного внимания, он теперь никем даже не сосчитан. Он пока что чудом в халифате выживает, но ежедневно горит в своём аду и вряд ли долго протянет: пуля, бомба, петля, голод, болезнь, рабский труд его доконают, и маленький взрослый человек это знает почти наверняка. Зачем я это вам говорю?.. Наверное, устал сдерживать в себе ненависть к джихаду…

— Согласен, в Сирии голод и инвалидность населения сейчас почти как у нас в Тридцатилетнюю. Болезни повальные, включая психосоматические, детская дистрофия, заразная вода… Представляете себе палаточный лагерь зимой? Здесь ведь и снег выпадает. Прошлой зимой по утрам на земляном полу в палатках находили замёрзших насмерть детей. А дожди, ветры! Песчаные бури за два-три месяца превращают палатку в рваные тряпки. Но самое, наверное, страшное — крысы и стаи бездомных собак: запросто могут напасть на ребёнка и загрызть, разорвать. К тому же вкупе с мышами, клещами они переносят кучу инфекций. Вы, кстати, оформили себе медицинскую страховку, прививки все сделали? 

— Есть и страховка международного образца, и вакцинация от гепатита, полиомиелита, столбняка и тифа.  

— А теперь добавился риск малярии и холеры! Для северо-восточной части Сирии малярия не редкость. В прошлом году была вспышка холеры в Ираке — в семнадцати провинциях сразу. В Сирии пока единичные случаи, но может накрыть. Пару недель назад ВОЗ предупредила об угрозе эпидемии холеры в Сирии. В октябре прошлого года — мне врач-волонтёр сообщил — от холеры в Алеппо скончался пятилетний ребёнок, в двух шагах отсюда. Да, и чума! В пятнадцатом году в Сирии зафиксировано тридцать тысяч случаев заражения чумой. У нас в Германии это считалось бы эпидемией. Беженцы месяцами не могут нормально питаться и получить элементарную медицинскую помощь, уж не говоря про полномасштабную кампанию по вакцинации. Поэтому снова и снова выявляются случаи заболевания детей туберкулезом, холерой, менингитом и полиомиелитом. У меня три большие палатки детей с онкологией, умирают один за другим: из-за санкций запрещён ввоз противораковых препаратов из США и Европы. Сирийцы как нация вымирают. Вода уже стала оружием в войне. И правительственные войска, и повстанцы, и джихадисты используют отключение воды как боевое средство, и жителям приходится пить воду из небезопасных источников. По данным ВОЗ доступность чистой воды составляет лишь тридцать процентов от уровня, какой был до начала войны. Отсюда брюшной тиф, угроза холеры, а еженедельный прирост заражённых гепатитом А в стране — тысяча человек! Ладно, из старых запасов сделаю вам прививку от малярии, пройдёмте в медпункт.

— Я не успею. Дайте с собой. И на него…

Эберт кивнул на Келгена. Потом приказал тому взять у врача капсулы и спрятать на себе, а для отвода глаз недоверчивого к европейцам командира колонны прихватить канистры для питьевой воды. По возвращении Келгена немец одну канистру отдал командиру и испросил разрешение зайти в лагерь для передачи детям подарков «от имени нашего отряда». Командир разрешил и поинтересовался у Эберта ценой вакцин, а, услышав ответ, округлил глаза. Потом он объявил получасовую стоянку — переодеться в чёрную форму, умыться, молиться, завтракать и осмотреть машины.

В это время мимо Келгена в сторону границы проехали четыре турецкие кареты скорой помощи в охранении большого трёхосного бронеавтомобиля.

— Если карантин, то почему вывозят беженцев? — обратился Келген к Эберту.

— Каких беженцев! Турки везут на лечение раненых джихадистов. Турция негласно воюет на стороне так называемого халифата, бьют курдов и даже сбили русский самолёт. Вспомни, как ты сам попал в Сирию: ночью вас, пушечное мясо, спокойно провели через границу, затем посадили на машины и через полчаса доставили в перевалочный лагерь под Аазáзом, а там распределили по отрядам и развезли по провинциям Алеппо и Ракка. Так? 

 Келген не ответил. Пока Бельгер Эберт, с усилием приподняв бронелист, открывал багажник, он втолковывал Келгену разницу между собой и им: он после заключения контракта получил медицинскую страховку и сделал все прививки, а вот командиры Келгена не страхуют здоровье и жизнь солдат ислама, не заботятся о вакцинации бойцов. Хотя сегодня вполне может объявиться малярия, несколько случаев заражения в лагере есть, трое уже умерли. Вот и турки опасаются малярии, чумы и холеры, не пускают беженцев на свою территорию — только после карантина. Когда СССР воевал в Афганистане, инфекционные болезни выводили из строя целые подразделения советской армии. Дизентерия, гепатит и малярия десятки тысяч советских военнослужащих оставили инвалидами, считай, калеками на всю жизнь. 

— Не ходите в лагерь, опасно, — повторил санитарный врач, подойдя к Эберту с двумя сумками в руках. — Подарки детям можете оставить прямо здесь, на обочине, я распоряжусь. Могу отдать вам два списанных новых комплекта противочумных костюмов второго типа — для работы с холерными больными в госпитале и трупами в морге.

— Что в комплекте?

— Комбинезон, носки, резиновые сапоги, капюшон, противочумный халат, ватно-марлевая маска, резиновые перчатки, полотенце. Размер костюмов только не для вас — скорее для вашего водителя и для второго помельче.

— Данке шон! А это что за явление Мухаммеда народу?

Из подлетевшего в клубах пыли со стороны пограничного перехода легкового автомобиля вылез тучный турок в цивильном костюме и красной феске, достал с заднего сидения фотоаппарат и мегафон и уверенным шагом направился по улице лагеря.

— Посредник, — скривив в презрении лицо, ответил врач. — Лучше сказать, вербовщик. Тот лагерь в Турции на предмет невест и рабов, видимо, уже прошерстили, вот пионеры начали пробираться на территорию Сирии.

— Карантин же!

— Этим тварям карантин не помеха.

Санитарный врач рассказал… Турецкие мужчины, в основном из числа людей с отклонениями, слишком старые, не могущие ходить или другие неспособные самостоятельно найти жену, или поссорившиеся со своими законными жёнами, или просто желающие развлечься с молоденьким телом, нанимают посредника, тот является в лагерь беженцев, подыскивает юную сирийку или семью, согласную продать свою дочь в качестве второй неофициальной жены, при этом посредник убеждает родных в полном соответствии с религиозными нормами, приводит цитаты из суры «Женщины» в Коране. Фотографирует девушку, привозит фотки заказчику и, если тот согласен «жениться», выкупает девочку у родителей, средний размер выкупа составляет полторы тысячи евро. Многожёнство в Турции запрещено, но всегда находятся имамы, готовые совершить религиозную церемонию свадьбы, и так, без гражданской регистрации, выдают девушку или молодую женщину «замуж». Мужья, поиграв несколько месяцев с юной женой, начинают ругать и бить, потом выставляют её, бесправную, за дверь, нередко беременную или с ребёнком. Продвинутые турецкие женихи находят сирийских невест на сайтах знакомств, но обычно затея со второй незаконной женой заканчивается для последней печально, хорошо, если не смертью. Ещё посредники среди беженцев ищут крепких подростков для работы в подпольных цехах. Знакомый врачу пример: тринадцатилетние мальчики кроят и шьют женские трусы, получая 50 центов в час, потом их работу хозяин продаёт в Европе, России. Правозащитники бессильны…    

Рассерженный услышанным Эберт ещё раз поблагодарил врача за костюмы, уложил их в машину, но подарки направился раздавать сам, бросив Келгену:

— Ты со мной?

— Они мои враги. Мужчины без бород, женщины не в хиджабе. И без прививок. Я ещё не переоделся, как братья…

Эберт с показным презрением взглянул на Келгена, покачал головой, поцокал языком. Врач на немецком спросил:

— Что он сказал?

— Что может сказать ваххабитский зомбированный неофит! — ответил Эберт. — Дети — его враги! Как мне раздать личную гуманитарку?

Пока Эберт доставал из багажника большие коробки, врач призывно помахал рукой играющим на ближней палаточной улице детям и, попрощавшись, ушёл в медпункт.

— Командир видит, — с тревогой тихо сказал Келген. — Он не проверил содержание коробок. По законам халифата вас могут приговорить к сорока ударам плетью.

— Не накажут: я приношу миллионы твоим командирам, а деньги для них важнее джихада. Я открыл для них новое нефтяное поле, поставил восемь качалок, и за весну-лето поставлю ещё пять, как прописано в моём контракте. Нá, раздавай, это и перед твоим богом зачтётся. — Эберт опустил на землю перед ногами Келгена коробки. — Считай, это приказ. Уже дети ему враги! Их отцы на твою родину не нападали, твоих близких не убивали. Закят* — отнюдь не милостыня и не услуга в пользу сирот и бедняков, это налог мусульманского братства. Закят — это право бедных и слабых на часть имущества богатых, та самая практическая справедливость, за которую ты приехал сюда воевать. «Торгуя совестью пред бледной нищетою / Не сыпь своих даров расчётливой рукою: / Щедрота полная угодна небесам / В День грозного Суда подобно ниве тучной, / О сеятель благополучный! / Сторицею воздаст она твоим трудам. / Но если, пожалев трудов своих стяжанья, / Вручая нищему скупое подаяние, / Сжимаешь ты свою завистливую длань, — / Знай: все твои дары, подобно гости пыльной, / Что с камня дождь обильный, / Исчезнет — Господом отверженная дань».

__________________________

*Закят (араб.) — один из пяти столпов ислама, это обязательный ежегодный налог в пользу нуждающихся единоверцев. Согласно шариату, выплата закята мусульманином означает: полученные им доходы и нажитое богатство не греховны. 

— Русский перевод суры «Подаяние»?

— Молитва на слова «люби сирот» из восьмой части поэмы Пушкина «Подражание Корану». Поэту принадлежит эпитет «сияющий Коран». А ты разуй, наконец, глаза! — Немец в сердцах кивнул на быстро собирающуюся толпу детей. — Среди них много сирот. Дети растут без игрушек, никогда не видели цветных карандашей. Знаешь, почему у некоторых волосы на голове не растут, почему дети лысые? Стресс от пережитого, психотравма от затеянного вами джихада! Наведи на малыша-трёхлетку фотоаппарат или телекамеру — начнёт плакать от страха, думает: оружие наставили, сейчас застрелят, как на его глазах убили родных!

— Я никого не убил…

— Повезло — ты же теперь счастливчик Масуд!..

Почти год назад Бельгер Эберт по делам нефтепромысла зашёл в штабную палатку полевого командира отряда, когда там находился только что прибывший из Турции Келген, и услышав, что тот учился в Атырауском институте нефти и газа и работал в геологоразведке на Тенгизском нефтегазовом месторождении в Казахстане, забрал его к себе на нефтепромысел, тем самым освободив от участия в боевых операциях джихадистов. 

Возле рядов палаток беженцев — чёрные пятна кострищ. Некоторые костры горели, вокруг них сновали женщины: что-то готовили в железных котлах и котелках. Ночью люди будут греться у этих костров. И так несколько месяцев или, может быть, лет. Рядом с кострами, на земле, горки луковиц и клубней картофеля, дрова, разноцветные пластиковые тазики с бельём и пакеты. На верёвках развешано бельё. Из скопища палаток доносился многоголосый детский плач. В полусотне шагов от дороги из большого котла половником волонтёр наливал в жестяные миски гуманитарный суп, очередь из детей с железными мисками в руках. Ветерок, пыль и песок в котёл и протянутые миски в тонких руках, никого не смущал. На железной строительной тачке к котлу взрослый мальчик катил безногого смеющегося пацана. «Подорвался на противопехотной мине», — подумал Келген; его минному и снайперскому делу учили в турецком лагере подготовки бойцов джихада. У большинства детей нет одного из родителей. По шариату такие дети считаются сиротами. Дети напуганы и совсем непросто идут на контакт с чужаками.

Эберт выдохнул, встряхнулся и преобразился. Улыбчивого шумного Эберта и насупленного Келгена, несущих коробки, окружили дети и женщины; мужчины выглядывали из палаток, стояли, смотрели издалека, но не подходили. Приполз по грязи только один блаженный, имевший весьма отдалённое сходство с человеком. Немец стал разрывать коробки, доставать тёплые детские вещи, обувь, платки, альбомы для рисования, цветные карандаши и фломастеры, раздавать со словами: «Бисмилляхи р-рахмаани р-рахим»*. Беженцы подходили, брали подарки, и абсолютно счастливые отходили в сторону, разглядывали или бегом несли добро в свои палатки, чтобы успеть позвать своих и вернуться за второй порцией.

_________________________

*Во имя Аллаха милостивого и милосердного (араб.).

Две коробки Эберт оставил напоследок и взялся сам раздавать: девочкам церемонно дарил кукол в красивых платьях, мальчикам, белозубым рыком изображая работающий мотор, — игрушечные машинки, всё китайского производства. Дети визжали от радости, махали руками, хвастались, лысые же малыши — только робко улыбались, судорожно прижав к груди подарок от невиданного большого странно одетого дяди-горы, наверное, джинна.

Вручив футбольный мяч 10-летнему пацану, Бельгер Эберт протянул ему для пожатия руку, тот неуверенно взялся. «Жми сильнее!» Мальчик, воссияв, сжал изо всех сил. Эберт притворно сморщился и даже присел от боли, громко сказал по-арабски:

— А ты сильный! Как тебя зовут?

— Ахмад!

— Ахмад самый сильный!

Дети завизжали от восторга, смеялись, а пацаны, осмелев, бросились к джинну — пожать руку. «И ты сильный! И ты!» На прощание дети, выстроившись амфитеатром, не дружно, но громко и звонко кричали:

— Шукран! Шукран! Шукран джазилан!*

Наконец, подошёл один мужчина — вневозрастной араб со скорбным выражением лица, обросшего чёрной с проседью щетиной. Приложил ладонь к сердцу, утёр слезу, сказал: «Шукран, русси». Эберт кивнул, крепко пожал робко протянутую руку, вынул бумажник и подарил смельчаку купюру пятьдесят евро.

____________________

*Спасибо.Большое спасибо (араб.).

— А знаешь, как проходит гуманитарная кормёжка в разрушенных войной посёлках и городках? — спросил немец Келгена, когда возвращались к машине. — Привезли мы им свежих лепёшек, какой-то каши с мясными консервами, сахар, муку. Начали было делить: сначала детям, потом женщинам и старикам… Но мужчины сказали: разделим сами. Стоило нам отойти, они налетели на еду, отталкивают друг друга, дерутся за кусок. Будь у них оружие, перестреляли, перерезали бы один другого! Детям мало чего досталось. Некоторые отцы без всякого зазрения совести своих девяти- десятилетних дочерей продают в сексуальное рабство джихадистам, саудитам и туркам. Такие, с позволения сказать, родители считают: им повезло, что есть дочь, которую можно продать в рабство или бордель…

Келген чувствовал себя не в своей тарелке. Он впервые увидел начальника совсем в другом свете. «Я тоже пацаном остался без отца, — думал Келген, смотря на широкую спину идущего впереди немца, — семье стало тяжело, но моего отца убила водка, это был его выбор, русская шоферня бензовозчиков на Тенгизе не принуждала его пить, а отцов и матерей этих лысых детей убивают мои братья, здесь смерть без выбора… Разве дети смерть заслужили? Может, я тоже плохой джихадист? Отчего такая пустота? Что с Айжан?..»

Келген вспомнил о любимой — однокласснице своей сестры. В июне прошлого года у него с Айжан была только одна встреча, её можно было бы назвать свиданием, но с большой натяжкой. Перед отъездом на джихад он явился в село попрощаться с мамой, сестрой и дядей Жаксыбаем, родным братом мамы, объявил им: едет в Турцию учиться в медресе. Посреди дня, с букетом цветов из палисадника своего дяди, он открыто, на виду у всего сельского люда, пошёл в дом Айжан, чего никогда раньше не делал. Келген уже начал отпускать бороду, и чувствовал: та ужасно его стáрит, он и так старше Айжан на целых девять лет, девушке борода не понравится, оттолкнёт. Шёл на свидание как на казнь. Ему хотелось выглядеть взрослым правильным мусульманином, опекуном своей девушки.

Высокую, стройную, с длинными шоколадного цвета волосами и миндалевидными светло-карими глазами Айжан он видел всего несколько раз. Общепризнанная в селе красавица! В дошкольном возрасте, люди говорили, она была «пысык кыз бала»*, а как пошла в школу и начала очень много читать, стала «момын»** — добрым солнечнымребёнком, «папиной звёздочкой». Только Келген нутром чувствовал: его избранница — девушка с характером, строгая к себе и людям, смелая, страстная, деловитая, уверенная в себе, с собственным не по годам рано сложившимся мнением, она может быть непослушной, непокорной, самостоятельной, просто ещё серьёзного повода не было проявить все эти качества.

_____________________________

*Пысык кыз бала (каз.) — шустрая девочка.

**Момын (каз.) — смирый, кроткий; скромный, тихий.

Родителей Айжан дома не оказалось. В гостиной и коридоре на полу громоздились картонные коробки с книгами. Келген никогда не видел столько книг. Сколько же всего знают в этой семье! А на джихаде книги сжигают в кострах. Не уложенными в коробки оказались только книги Абая, отца-основателя современной казахской культуры.

Айжан объяснила: в школе осталось меньше двухсот учеников, а русскоязычный первый класс набирать не будут. Скоро начало нового учебного года, учителя должны сдавать личные деньги в специальный школьный фонд. На эти средства учителя потом ездят по делам в РайОНО и оплачивают поездки учеников на районные спортивные соревнования и олимпиады, поэтому не заинтересованы в победах, иначе придётся с районного уровня везти учеников на областные соревнования и самим сопровождать детей опять же на собственные деньги. В казахских школах бесконечные поборы, в русских школах такого нет. Вот, решили перебраться в Атырау…

Они, сидя на коробках с книгами, пили чай и разговаривали почти до вечера. Невзначай заговорили об Абае. Его стихи Келген знал только из школьной программы и даже вспомнил названия двух дидактических стихотворений из третьего класса: «Пока не знаешь — молчи» и «Ласкают слух, мелодия и слово». Начав говорить об Абае, Айжан встала и с просветлённым ликом ходила по пустой комнате, читала наизусть и комментировала стихи. Келген тоже встал, но не знал, чтó делать: он прижался спиной к стене и опустил глаза, чтобы не встретиться со взглядом девушки.

Великий казахский поэт и просветитель Абай писал: у человека есть пять врагов и пять друзей. Враги — злословье, ложь, хвастовство, безделье и мотовство, друзья — разум, доброта, упорство, скромность и труд. Абай называл казахов ленивыми. Келгену это неприятно врезалось в память. Он винил Абая в недостатке взаимного уважения и самоуважения в сегодняшнем казахском обществе, и в том, что казахи не испытывают должного почтения к своим кочевым предкам. Айжан же считала: Келген просто не знает всей поэзии и прозы Абая. И Пушкин сказал о русских, о себе: «Мы ленивы и не любопытны», и что? Пушкин для русских уже двести лет «наше всё». Да, Абай критиковал свой собственный народ, он делал это не из нелюбви к нему, а из лучших побуждений, чтобы казахи преодолели в себе свойственные всем людям склонность к зависти и лени. Абай призывал жить не от тоя к тою, а учиться труду, овладевать знаниями и стать мастером своего дела, расти духовно, не думать о выгоде, беречь свою честь и быть солидарным с казахским народом. Абай воспитывал молодую нацию и ждал прихода «нового казаха». «Нового казаха»?! Келген вспомнил своего командира-пограничника, контрактники прозвали его «новым казахом». Возвышенный, справедливый, смелый, деятельный — действительно, он был не как все, люди это чувствовали и тянулись за ним. Келген разозлился на себя, что не понимает, о чём говорит школьница, одногодка Даны, совсем ещё девчонка! Он чуть было ни крикнул: «Какого такого „нового казаха“?! Какие есть Абаю чем не хороши?!»  

Так бы они и расстались, поссорившись, но Айжан прекратила размолвку. Келген только сейчас сообразил: его любимая переступила через себя, чтобы проститься по-хорошему. «Какой я ей наставник, она взрослей меня, что значит книги, образованные родители! Конечно, как во времена Абая, Казахстан опять ждёт „нового казаха“».

У Келгена не повернулся язык звать Айжан с собой на джихад, совершенно чуждый её мироощущению, как и само мусульманство: она атеистка — послушная дочь родителей учителей советской закалки. О намазе не могло быть и речи. На прощание Айжан подарила Келгену тумар — кожаный оберег в виде маленького с пол-ладони треугольного кошелька на кнопке, на кожаном ремешке. Треугольник вершиной вверх соотносился с активным мужским началом. Ещё треугольная форма оберега может восходить к представлениям о солнечном луче, женской плодовитости. Всё так значительно! Айжан отрезала кренделёк волос у себя на виске, вложила его в оберег, и сама надела тумар на шею Келгену. Он трепетал от неожиданности, что-то мямлил, чувствовал себя робким школьником, впервые танцующим с давно желанной девочкой. Поцеловаться они не осмелились. Обстановка была похожа на проводы в армию, Келгену мерещились витающие непроизнесённые вслух клятвы верности. Он зарёкся, что скоро вернётся за девушкой, а в разлуке будет ей верен, и она оценит. Айжан уже простила ему куцую бороду, значит, может быть, он ей нравится! С того дня оберег лежит на его груди. Грядущим летом Айжан исполнится восемнадцать. К такой красавице, умнице обязательно кто-то сватов зашлёт, надо торопиться…

Келген через униформу погладил оберег на груди, посмотрел на ясное небо в северо-восточном направлении к родине и, услышав сигнал к движению, запрыгнул в свой броневик… 

Глава 2. Невольничий рынок

Колонна продолжила движение по разбитой снарядами, бомбами и минами главной дороге на город Аазáз; до него от границы с Турцией всего пять километров. Навстречу следовали вереницы вонючих бензовозов. В бочках-полуприцепах — контрабандная сырая нефть и самопальная солярка из Сирии и Иракского Курдистана.

— Наверное, в последней раз идём этой дорогой, — сказал Эберт. — Сирийцы и русские намерены срезать «зелёный» коридор на севере провинции Алеппо. По нему из Турции идёт самый большой транзит. Русские передвижные комплексы РЭБ ставят радиочастотные помехи. Барахлит даже мой спутниковый интернет…

С февраля 2016 года курдские силы вели успешное наступление на ДАИШ севернее Алеппо: освободили несколько городов, взяли авиабазу Манаг, уничтожили двух влиятельных полевых командиров и грозили полностью перекрыть пути снабжения боевиков из города Аазáз. Турецкая дальнобойная артиллерия била по освобождённым курдами городам, увеличивая тем самым смерти и потоки беженцев. Турция свободно пропускала боевиков-новобранцев через свою границу и ловила дезертиров из разбитых отрядов ДАИШ…

Вдруг у одной из грузовых машин кончилось топливо: оказывается, где-то на ухабах пробило бак и горючее постепенно вытекало, а из-за вони и пыли запаха никто не учуял и не увидел. Запасной бензобак пуст. Командир охраны колонны решил залить самопальной солярки из ближайшего топливозаправщика — они караулили клиентов у трассы через каждые несколько километров. Эберт же предложил слить понемногу с других тягачей в запасной непробитый бензобак. Но командир на немца закричал: их отряд даже в бой едет на самопальном дизтопливе, и у него приказ вернуться в назначенный срок — некогда по капле сливать… 

Пока заливали «левую» солярку, рядом с джипами-броневиками остановились встречные тягачи, гружёные морскими контейнерами. Сопровождающее лицо — европеец, увидев присевшего на обочине Эберта, фотографирующего расщеплённые снарядами и бомбами придорожные деревья грецкого ореха и шелковицы, подошёл к нему и заговорил. Это караван с награбленным добром и археологическими ценностями, он шёл в турецкий порт на Средиземном море, а оттуда в Европу и США. Европеец-контрабандист смеялся: Наполеон, оккупировав Египет, первым делом прикарманил все исторические ценности, какие арабы не додумались спрятать: погрузил добро на корабли ― и во Францию. Разве что пирамиды император-грабитель не смог утащить… Сегодня Сирию и Ирак грабят не только западные европейцы, но и американцы, японцы, китайцы… Очень прибыльные вложения!

— А вы что именно везёте по Шёлковому пути? — спросил Эберт. — Или это тайна?

Контрабандист, который уже через час-полтора пересечёт границу, спокойно рассказал. Везёт ценные артефакты: скульптуру льва; бронзовую статую богини; цветную керамику из музея — ну с нею ещё надо разобраться спецам; надгробные камни времён крестоносцев; «хороший обломок» барельефа, посвящённого богине Аллат*; мозаику; «кое-что» из культурного наследия мамелюков; две печати эпохи фараонов; древнеперсидские книги; уникальную коллекцию монет — римских, византийских и арабских; «некоторые вещицы» из усыпальниц; остальное — тайна…

_________________________

*Древнеарабская богиня неба и дождя доисламского периода. В пантеонах арабов Сирийской пустыни Аллат — женское воплощение Аллаха.

— Грустно мне, как историку: теперь по Великому шёлковому пути я вожу артефакты, вы таскаете ворованную нефть, а ДАИШ в целом привозит миру террор. Торговлей артефактами, кстати, воины Аллаха неплохо огребают на чёрном рынке: десятки миллионов долларов ежегодно, после нефти это второй по величине источник дохода в их с позволения сказать халифате вандалов. В одной Пальмире джихадисты уничтожили около пятидесяти усыпальниц, взорвали два мусульманских захоронения — гробницы суфийского проповедника Низара Абу Баха ад-Дина и Мухаммеда бен Али — потомка пророка Мухаммеда, между прочим. Разрушили минимум шесть древних статуй, среди них — статую «Лев Аллат», которой около двух тысяч лет… Свои действия варвары мотивируют тем, что статуи «разжигают инакомыслие и ведут к идолопоклонству, а наш пророк велит уничтожать идолов». На улицах сирийских и иракских городов сжигают книги, не отвечающие нормам ислама.

Завершая рассказ, просвещённый евромародёр спросил Эберта:

― Вы-то поживились? 

― Теперь это называется «спас культурное наследие от разрушения варварами ДАИШ». Нет, мне некогда: работа по контракту, иногда под бомбами. Живым бы отсюда выбраться…

Оба, невесело смеясь, простились. Колонна двинулась дальше.

Леса в Сирии — понятие условное. Если на западе страны, неподалеку от побережья Средиземного моря, на горных склонах преобладают вечнозелёные дубы, мирт, лавр, магнолия, олеандр, фикусы, встречаются рощи кипариса и ливанского кедра, то на севере провинции Алеппо, где шла колонна, когда-то невысокие горы были покрыты дубовыми и буковыми лесами. Их свели неограниченная пастьба скота, особенно коз, и частые палы. Ценные первичные, а то и реликтовые леса, виденные ещё древними римлянами, крестоносцами, мамлюками и монголами, сменились вторичными. Эти низкорослые смешенные леса, скорее заросли невысоких деревьев и вечнозелёных жёстколистных колючих кустарников, называются маквисами. У них два уровня. Нижний — до четырёхсот метров над уровнем моря — и есть собственно маквис: дикая фисташка, земляничное дерево, можжевельник, маслина, вечнозелёный дуб, ладанники, мирт, изредка — бук, платан, иудино дерево, кедр и эндемик Сирии — сосна алеппская. Выше четырёхсот метров склоны опоясывает гарига — преимущественно кустарники и трава. Маквисы крайне пожароопасны, особенно в сухую ветренную погоду, какая стояла в эти дни.

Весь в дурных предчувствиях, Келген озирался по сторонам дороги и вспоминал телерепортажи, как страшно горят маквисы близ Голливуда на юге Калифорнии. Приближающаяся к Алеппо пыльная буря тоже могла поджечь маквисы и без всякой горящей нефти перекрыть дорогу колонне и даже спалить машины. Огонь войны добил древесную растительность на склонах холмов на севере Сирии, тушить маквисы в Сирии теперь некому, не Голливуд.

Келгену вспомнились палы в родной степи. Раньше пожары тушил колхоз: поля и пастбища опахивали тракторным плугом, теперь степь тушить, как в Сирии, некому. Келген задумался и вдруг, как бы сам себе, вслух сказал: 

— Весной казахская степь местами, где рядом есть вода, на одну неделю покрывается ковром жёлтых и красных тюльпанов и фиолетовых ирисов, очень нежных, будто случайных пришельцев для наших суровых пространств. Красиво!..

Увлекшись, он изменившимся от волнения голосом рассказал Эберту о своём заветном месте в живописной долинке вдоль маловодной реки Эмбы. По ней проходит условная граница между Европой и Азией. Келген со своим дядей Жаксыбаем сотни раз гонял пасущиеся стада овец и табуны лошадей из Азии в Европу и обратно, гонял туда-обратно иногда в течение одного дня. Ембі с туркменского буквально переводится, как долина пропитания, долина здоровья. Простор, чистота кругом таковы, будто не ты стоишь посреди заветной степи, а миротворная степь простёрлась внутри тебя, ты спокоен и счастлив. Наполняется Эмба в основном за счёт таяния снега. Весной — многоводна, с большим количеством наносов, можно ловить щуку, жереха, голавля, сазана и линя, а летом разбивается на цепочку разобщённых плёсовых участков со стоячей водой. После дождей река несёт мутную, грязновато-молочного цвета воду. Земля в долинке пригодна для бахчевых и выпаса овец, верблюдов и коней, в эти места заходят сайгаки. Неподалеку от реки на бугре стоит полузаброшенная теперь дядина кошара, побелка уже почти вся облетела. Рядом с кошарой, под небом — две кирпичные печи для приготовления еды чабанам и гостям. Печки с короткими трубами сложены из белого камня, но они давно почти чёрные — так прокоптились дымом горящего саксаула и сухих коровьих лепёшек…

— Эх, вот бы приехали ко мне дорогие гости, друзья, взял я дров, мяса, теста и повёз их с ночевой в ту дядину кошару — палить костёр, есть бешбармак, шельпеки с дымком, баурсаки с чаем из трав, говорить, петь, смотреть на звёздное небо… Ночью наше степь с костром… — это… 

У Кеггена от волнения перехватило горло, он умолк.

— Эпично! — воскликнул Эберт. — Большая степь эпична, как океан, только твёрдый, и весной ветер гонит волны тёплой пыли. Школьником я несколько раз весной ездил в саратовскую степь любоваться на тюльпановые ковры.

— В казахской степи, чуть севернее Устюрта, по-европейски комфортной для жизни погоды и одного месяца в году не наберётся.

— Зато в архаичной казахской степи, знаю, у кочевников «человек человеку — гость». В Европе этого никогда не было и нет. Да, парень, ты пока что романтик, не боец. За ту дядину кошару и нужно было драться с Дайрабаем…

— Моя степь… Пока жив, хочу увидеть тебя ещё раз… И дядину кошару, печи, забрести по пояс в тёплую Эмбу, порыться в сыром песочке на берегу, собрать ракушки, разноцветные камешки…

Тут заглохла машина с самопальным дизтопливом. Колонна опять остановилась, и водители грузовиков начали сливать турецкую сертифицированную солярку.

Немец сильно раздражён внеплановой остановкой:

― Ехать было всего десять минут — и вторая уже остановка! Считай, повезло, что в твоей, парень, любимой долинке нет плодородной земли и железной дороги рядом. Если всё оставить как есть, через двадцать пять лет Казахстан превратится в пустыню.

― Это ещё почему?

― Китайцы сдерут плодородный слой, погрузят в вагоны и увезут к себе. У вашей пропагандистской машины это называется «шёлковый путь». И тюльпаны в степи на этом закончатся. Дальше начнётся ветровая эрозия почвы ― и получите пустыню. Худая работа на земле — приговор стране. Есть поговорка: «Узбек превратит пустыню в сад, казах сад превратит в степь». Зато по шёлковому пути веками с востока на запад приходила бубонная чума, спасибо тебе, Поднебесная!

Какое-то время ехали молча. Но Бельгеру Эберту не терпелось:

― Ещё раз спрашиваю: какого шайтана ты припёрся в чужую страну, когда своя просит у неравнодушных граждан защиты?

― Мама и сестра Дана не совершали намаз ― и я уехал.

― Еда из рук матери стала невкусной?

― Я не мог есть из рук матери, она не совершает намаз, ― упрямо повторил Келген.

― Намаз! Твоя мама не арабская бедуинка из седьмого века — Коран писался только для них. Первые мусульмане жили в эпидемической зоне аравийского полуострова, там соблюдать чистоплотность, личную гигиену было очень трудно, вот пророк — для гигиены! — и придумал для бедуинов пять намазов в день с предварительным омовением. А сегодня, при водопроводе, зачем женщинам совершать намаз, если они в так называемом халифате прозябают на правах домашней скотины? Никакая скотина пять раз в день не омывается. Твоя мама врач?

― Фельдшер… была: медпункт в посёлке закрыли три года назад, уволили её, теперь самозанятая.

― Бросил безработную мать одну! Какой ты после этого сын? Я приехал в Сирию за деньгами, каких не зарабатывал ни в России — в Астрахани, ни в Казахстане — в Атырау, ни в Норвегии — в Северном море, а ты зачем?

― Приехал на священную войну ради создания всемирного исламского халифата. Потом мы распространим его на Казахстан, я вернусь.

― Если бы не я, сколько бы ты прожил под пулями и бомбами? Халифат ему… Государство, построенное на антинаучных, непознаваемых принципах, обречено. Открой глаза: объективное познание происходящего — самое важное для ищущего себя человека. И чтó здесь произошло? Не в проповедях, а перед твоими глазами. Сирия была цветущей страной ― теперь разруха, почти пятьсот тысяч убитых, миллионы беженцев, дети с оторванными взрывом мины ногами, лысые от пережитого ужаса. Местные, кто не успел убежать и помнит мирную жизнь, проклинают вас! Ты такой «справедливости» для них, мусульман, добиваешься? Для верующего человека реальность формирует вера, то есть идея. У слепо верующего шоры религии на глазах. Ты хочешь, чтобы и Казахстан стал таким? «Верить — не верить» — это личный выбор, но вера не должна вторгаться в мирную реальность. При отходе от объективного познания происходит архаизация общества, а устарелость, доведённая до логического конца, — это арабам пасти коз в пустынях, в горах. Архаизация мира опасна для самих мусульман. Ведь и христиане в ответ могут вспомнить про крестовые походы. Ты представляешь в целом, чтó происходит в мире?

― У нас свой мир.

― У вас ― это у обманутых простаков? Религия — надстройка. На стадии империализма всем правят деньги, и религиями тоже. Кучка владельцев мира стравливает народы, создаёт и выпускает смертельные вирусы, стерилизует, затевает межконфессиональные конфликты, в общем, тысячами способов убивает, включая правоверных мусульман, убивает любым способом. Их цель — физически уничтожить сотни миллионов, миллиарды «лишних ртов», а ты ведёшься на эту человеконенавистническую игру, участвуешь в массовых убийствах. Религия отделена от государства только в конституциях и в болтовне пропагандистов. Все религии служат государствам, а конкретно — власть имущим. Нападение на религию равнозначно нападению на государство, ответ — рано или поздно — будет силовой. Мировая империалистическая закулиса сейчас стремится контролировать сознание людей так, чтобы превратить их в «идеальных рабов». Идеальный раб доволен своим положением, он не будет как Спартак или Пугачёв, поднимать восстание. Ему не нужны научные и технологические знания, он смирен и ограничен во всём: в мечтах, правах, потреблении, свободном передвижении, размножении и прочем. Экстремистский ислам влияет на человека в том же направлении, что и современный империализм. Религия ислам используется с целью сохранения господства мусульманской знати над верующими рабами. Ислам переводится как смирение, предание себя Богу. Изначально ислам замыслен проще христианства и иудаизма, доходчивее для безграмотных аравийских бедуинов. Аяты в Коране просты, но если воспринимать их безумно, не включив логически мозги, у фанатично верующего возникает наполненная благоговением и фатализмом апатия по жизни. Искажённая религией духовность лишает жизнь верующего привлекательности и шансов на улучшение, парализует его личностное и социальное развитие, верующий проживает не свою единственную жизнь, а навязанную извне.  Апатия и фатализм накладывают печать не только на жизнь верующего, но видны даже на уровне целых мусульманских государств. Им присущи дурное планирование, ненадёжные права на собственность, неряшливое ведение сельского хозяйства, вялая международная торговля, неразвитость наук и технологий… Без русской империи в южных союзных республиках везде возвращается доимперская феодальная националистическая сущность: жузы, тейпы, кланы, байство, секты. Потому что опыта строительства государства у этих традиционно раздробленных народов никогда не было, и получается очень плохо, даже на большой Украине. Только Россия имеет опыт построения многонационального государства, в котором все народы и люди равны. Есть анекдот: «Собрал Назарбаев всех глав родов старшего жуза и обратился к ним с речью: „Золотоголовые евреи уехали в Израиль, золоторукие русские уехали в Россию. Что будем делать, золотозубые?“» Казахстан может прожить на своих ресурсах, если не сдавать их в иностранные руки. Вам нужны только свои учёные и инженеры — всё! Остальное у вас есть, лежит под ногами: разведай, бури и бери. И кроме нефти и газа, всегда ещё чего-нибудь найдёшь. А большую воду попросите из России, пока она вас не послала ко всем чертям. Зачем малочисленным казахам где-то на чужбине воевать? В своей записной книжке Чехов оставил такую строку: «Мусульманин для спасения души копает колодезь». А ты на родине что-нибудь полезное людям оставил после себя? Пока вы льёте здесь кровь мирных людей, Казахстан без всяких выстрелов оккупируют англосаксы и китайцы за взятки агашкам. 

— Вы считаете себя вправе поучать нас. Шустрый Запад, а по сути — смышлёная вороватая обезьяна: если заметит что-то стóящее у других, непременно постарается украсть или повторить…

— Это обычная конкурентная борьба. А вот принципиальный конфликт между Западом и Востоком становится всё опасней. Для коллективного Востока условная западная граница всегда была межой, откуда приходят захватчики и колонизаторы. И для коллективного Запада восточные границы всегда были рубежами, из-за которых приходят орды и эпидемии. В двадцать первом веке, когда у обеих сторон есть ядерное оружие и средства мгновенной доставки, нужно покончить с этой смертельно опасной традицией. Блочно-политическая, цивилизационная, межконфессионная, ресурсная, любая масштабная агрессия стала непозволительной роскошью. А строители нового халифата именно масштабно агрессивны и не скрывают этого. ДАИШ с упоением «бьёт своих, чтобы чужие боялись». От бряцания до применения сегодня один шаг. Его может сделать какой-нибудь сумасшедший лидер. Если бы проигрывающий войну обезумевший Гитлер успел сделать ядерную бомбу, он сбросил бы её на Москву, Ленинград и Лондон, а к Нью-Йорку подвёз на подводной лодке.

— Халифат вам плох! Наполеону рога обломали сначала в Сирии, а уж потом в России. В халифате запретили гомосексуальные связи, наркотики, курить табак, громко ругаться… Это плохо?

— Хорошо! А как с казнями детей, публичным отсечением голов? Ты пару минут тому назад видел на перекрёстке пять распятых тел на крестах: свежак, ещё не расклёван птицами, когда ехали в Турцию распятых с отрубленными кистями и стопами не было.

— Это предатели… может быть.

— Ладно. А дети? Я тебе рассказывал, как в прошлом ноябре весь мир облетели кадры: твои братки положили на землю в один ряд две сотни подростков, детей и расстреляли в упор из автоматов.

— Это отступники! Отрицающий насилие врёт Небу. Убивают неверных. Во имя мусульманской справедливости!

— Отсекают головы, закапывают живьём, сжигают живьём не всех неверных, а только тех, кто не смог откупиться. Ваши командиры на религии делают деньги, а ты со своим дружком Курбаном — лохи, пушечное мясо. Главная проблема мусульман-ваххабитов: они игнорируют неизбежность прогресса. Фанатичные безумцы парализуют любое развитие: социальное, экономическое, культурное — любое, имеющее общечеловеческую ценность. Не получится у вас одновременно быть экстремистом-суннитом и летать в космос. Я не противопоставляю и не выгораживаю христианскую церковь, отнюдь. Кстати, слова «церковь» нет в оригинале Библии, есть «собрание». Иисус создал собрание ранних христиан, а не церковь. В его собрании не было ничего, чем позже христианские попы нашпиговали свою церковь: суеверий, традиций, таинств, обрядов, переделанных языческих празднеств и идолопоклонства, поношения неверующих, учений, обычаев, философии, оправдания войн, стяжания богатств, слияния с государством, не было патриотизма, материализма, спиритизма… Одних людей вера в Бога делает добрее, даёт моральную и духовную опору, а других легко превращает в религиозных фанатиков, готовых убивать.

— Каждый сам выбирает себе судьбу. Это наше дело и наше право.

— Пушечное мясо в Сирии протягивает в среднем три месяца: лично ты здесь уже, считай, зажился. Вас не только не вакцинируют, не страхуют, не берегут, а даже не считают по головам, как любой бедуин каждый вечер подсчитывает в загоне своих овец и коз. В отряде сейчас минимум четыре сотни бойцов, а убеждённых борцов не больше полутора сотен, остальных вербовщики пригнали на джихад обманом или насильно, под страхом смерти: они разбегутся по домам, как только сирийцы и русские возьмутся за вас всерьёз. У России просто денег и вооружения не хватает, а то бы за пару месяцев раздолбали вас, как они, несильно напрягаясь, уничтожили банды ваххабитов в Чечне. Возвращался бы ты в родные края, пока на руках нет крови. Может быть, встретимся там — пригласишь в свою кошару под звёзды. Я бы, конечно, предпочёл Крым, но и Казахстаном не пренебрегу, пока здоровье есть. Думаешь, для чего я тебя нефтеразведке учу? Здесь, под Раккой, местность похожа на полупустыню в Тенгизе…

Эберт закашлялся от пыли и включил кондиционер. Голубое небо затянуло дымкой, дорогу переметала пыль с песком; они прилетели из уже нагревшейся к полудню Сирийской пустыни: надвигался хамсин*.

________________________

*Пыльная буря в Сирийской пустыне (араб.)

— Для людей с русским характером, хотя я наполовину немец, Сирия представляется жалкой безнадёжной страной. Асад даже всеобщую мобилизацию не способен провести. До войны в Сирии проживали двадцать один миллион человек, значит под ружьё могли бы поставить миллионную армию, даже больше. Ну зашли, допустим, сто тысяч джихадистов, ну ещё своих «партизан» сотня тысяч — чтó они могут против миллиона-полутора с русским оружием? Нет, те миллионы молодых здоровых сирийцев не желают защищать свою родину: они свалили в Германию, и Меркель их теперь кормит. Россия за счёт военной помощи и Германия за счёт содержания бездельников и трусов породили в Сирии государственное иждивенчество. Во времена СССР у каждого сирийского офицера был свой денщик, а всю ответственную работу за этих горе-офицеров выполняли советские военные советники. Отец Асада дружил с Брежневым, любил навещать своего дружбана в Москве, ибо за его самолетом на обратном пути всегда летел советский ИЛ-76, набитый подаренным оружием. Богатый СССР разбаловал Сирию, а сегодня это расточительство легло на плечи обедневшего ограбленного Западом российского народа. Не случайно же и сегодня в Сирии в школах преподают русский язык. Только ещё в монгольских школах русский язык обязателен, потому что сосед-Россия предлагает монголам всё, а сосед-Китай только геноцид и рабство. В ноябре прошлого года — помнишь? — я был по делам в Дамаске. Обломки зданий в восточной части столицы ещё не убраны, только сгреблены с середины асфальтированных улиц в стороны, а западная часть выглядит абсолютно целой. Да, не разрешают снимать на камеру, да, на дорогах и у зданий блокпосты, их много — и небольшие будки с парочкой солдат, и целые укрепления из бетонных блоков, со шлагбаумами, проверками документов. Но это декорации: не вылезая из машины, водитель передаст солдату свёрнутую купюра в тысячу сирийских фунтов — и проезжай, даже могут багажник не проверить.

— Одну тысячу? Это же всего полтора доллара США.

— Такая в Сирии война: будто рядом не джихад, а телеигры в пиратов двадцать первого века. Вечерами в Дамаске сплошная гулянка, просто второй Бейрут, а тот, ты знаешь, — самый тусовочный город в мусульманском мире: в Ливан правоверные из Саудовской Аравии и Ирана, даже женщины, приезжают расслабиться по-европейски. И в Дамаске вечерами кругом шастают молодые люди, в уютненьких полуподвальных кафешках посетители преспокойно курят кальян, музыканты-любители играют на скрипке или уде. Город набит парнями и мужиками призывного возраста! Они на улицах через трубочку пьют мате и кофе, тянут кальяны, курят сирийский самосад. В европабах подают алкогольные коктейли, пей хоть залейся, из колонок звучит американский рэпер The Notorious B.I.G. Народ сидит в заведениях до поздней ночи, а на улицах около магазинов с алкоголем толпа стоит даже в холодные ноябрьские вечера, на всех углах продаётся вкусная еда. А сирийские девушки! Они, оказывается, не прочь в удовольствие потанцевать на столах, играют в боулинг, в барах шлют воздушные поцелуи незнакомым мужчинам, в ресторанах их осыпают деньгами, точь как на свадьбе в Азербайджане. Девушки общительны, веселы, правда, они редко ходят одни — обычно со своим братом или парнем. Светский город! Официантками в барах, мне попались, работают красотки из Санкт-Петербурга. Парковка отеля Шератон в Дамаске забита машинами немецких премиальных марок, дорогие интерьеры из золота, мрамора, резной кости и ценных пород дерева, старинный вазы и картины не пострадали: бородатые бармалеи сюда не добрались, а туристы ездят. В фойе отеля, в шикарных бутиках, туристу предложат инкрустированные бриллиантами часы, портсигары из слоновой кости, антикварные виниловые пластинки с восточной музыкой для патефона. Пир во время войны не утихает. Скоро русские накостыляют твоим браткам, и сирийские богатеи вернутся в страну. Сегодня они сидят в Европе и наблюдают, как русские, американцы, иранцы, турки и курды воюют за сирийскую нефть, газ и логистику. Хотя я не понимаю, зачем они вообще уехали: по всей территории страны войны не было и нет, она ведётся локациями.

— А если бы джихадисты захватили всю страну?

— Они не стали бы резать богатых: не дураки остаться без несушек золотых яиц, сами-то ничего создавать не умеют. Значит, объявили бы имущих и влиятельных сирийцев «своими», и те, приняв шариат, стали влиятельными эмирами новой власти. Вот всю нищету и иноверцев — а Сирия страна хотя и культурная по арабским меркам, но бедная — ту беспощадно под нож либо сразу, либо за допущенный косяк. Но бедняки и любая оппозиция — кость в горле для любого в мире политического режима. Западная либеральная демократия тоже уже стала деспотичным режимом — попробуй рот открой! Разница только, что восточные деспоты, те же саудиты и ДАИШ, режут ножом сразу, а западные убивают противников медленно, незаметно, давлением государственной машины. Капитализм! Не стóит, Келген, искать справедливость там, где её по определению быть не может. Феодализм, капитализм — строй! — первичен, религия вторична. Любой боец джихада, включи он мозги, может размусульманиться в три секунды. Ты тоже. Если строй эксплуататорский, то справедливости — социальной, межнациональной, религиозной, экологической, любой — быть не может в принципе. По телевизору мир видит исключительно лежащую в руинах страну, палаточные лагеря переселенцев, горы трупов, отрезанные головы, лысых от страха и авитаминоза детей, прижимающих к себе грошовый китайский подарок от доброго дядюшки Эберта. Это что за страна?! Тот ли это народ, который русские должны защищать ценой своих жизней, а немцы за счёт своих кошельков? Идея гуманизма закатывается при восьми миллиардах раззявленных ртов. Хуже всего, что гибридная война без фронтов и границ не предусматривает наличия в Сирии своего «рейхстага», который русские могли бы взять, вывесить знамя победы, принять капитуляцию и завершить войну. 

— Россия может уйти.

— Теперь не может. Если, допустим, уйдёт по каким-то внутренним причинам, ваххабиты на весь мир протрубят: русские бегут, мы победили сверхдержаву, халифат — новая мировая сверхдержава! И тогда многие тысячи ныне сомневающиеся ринутся записываться в бойцы джихада. Война вспыхнет с новой силой, расширит границы, поползёт в Европу, Россию, твой Казахстан… 

Наконец колонна подошла к Аазáзу — административному центру района в мухафазе Халеб. Город является узловым: сюда под видом гуманитарного конвоя свозится турецкая «помощь» так называемому халифату — оружие, боеприпасы, медикаменты, амуниция, сухпайки и прочие ресурсы войны. А потом расходится по другим городам, а также в полевые лагеря и укрепрайоны ДАИШ. Русские пытаются отследить эти колонны грузовиков и точечными авиаударами их уничтожить.

На въезде в Аазáз все грузовики остались на кольцевой дороге, а джипы-броневики вкатились в город. Командирская машина пошла на склад, там заберут серьёзное стрелковое оружие — пулемёты и гранатомёты, — оставленные здесь во время движения из Сирии в Турцию. Свою машину Келген направил на городской рынок за продовольствием и водой. Когда ехали через разрушенные авиацией и артиллерией кварталы, в кабину проник трупный запах неубранных из-под завалов тел.

— У Аазáза в тысяча сто двадцать пятом году произошла битва между крестоносцами и сельджуками, — сказал Эберт, разглядывая разгромленные предместья.

На подъезде к рынку оставили машину и двинулись по заваленной кирпичом и камнями дороге пешком: Келген — с флягами, рюкзаком и сумкой, Эберт налегке. Впереди их шествовала троица — два молодых джихадиста в чёрной одежде с АКМ и ножами, за ними, едва поспевая, семенили девушка в тёмно-фиолетовом хиджабе, в обеих её руках тяжёлые китайские сумки. Эберт прислушался к громкому разговору бойцов, потом с усмешкой обратился к Келгену:

— Понял, о чём твои братки толкуют?

— Я ещё плохо знаю арабский, и подслушивать нехорошо. Понял, что говорят про вторую жену.

— Девушка с сумками — жена одного из них, а второй — его друг. Они нарочно говорят громко, чтобы жена слышала. Оба убеждают девушку, что её мужу нужна вторая жена, а то одна не справляется. «Шариатская логика»! Некому сумки таскать — ну купи машину, мотоцикл, ишака наконец. Нет, надо вторую жену.

— Ну и что. Согласно Корану, первая жена должна быть обеспечена не хуже второй. 

— Разве дело только в обеспечении? В вашем так называемом халифате завели всего четыре мерила религиозности: намаз, борода, хиджаб и вторая жена. Новый театр! Женщин ни во что не ставят, женщины в халифате — те же овцы, скот. Коран одобряет многожёнство, но правоверное многожёнство обставлено множеством правил, мужу их нужно знать и соблюдать, а твои братья берут вторую или по расчёту, чтобы та помогла содержать первую семью, или для забавы: похвастаться перед друзьями, вот, мол, какой я крутой — смог взять вторую постоянную жену. Ещё одна жена — ещё одна слуга. Вывод: религиозность — показушная, разновидность театра двадцать первого века! Все религии регрессивны, но радикальное мусульманство, за которое ты припёрся сюда воевать, погружает людей во тьму Средневековья, одичание. Ты говорил, в Казахстане у тебя любимая девушка осталась. А доведётся на ней женишься — она тоже за тобой будет пудовые сумки таскать? Она тоже овца, как эта, фиолетовая?

— Казахи не забыли свою культуру, обычаи: у нас сумки носят мужчины, как у русских.

— Ты здесь воюешь не за «как у нас». Здесь, смотри, ни одной женщины или девочки нет в светской мусульманской одежде: ни костюма туника с юбкой Райе и шифоновым палатином, ни платья-кардиган, ни джинсового сарафана. А как в них чисты, модны и колоритны арабки! Я их видел в Европе, мне светские мусульманки нравятся. За фиолетовый цвет хиджаба, кстати, эту могут наказать палками…

Когда джихадисты захватили Ракку, продолжал Эберт, всем женщинам сначала приказали носить никаб, чтобы полностью скрыть лицо и голову, а ещё — чёрные перчатки и свободную тёмную одежду. Потом стало хуже: женщинам разрешили носить одежду только чёрного цвета, запретили духи и громкие разговоры на рынке. Новые правила регламентировали форму обуви и даже походку женщин. Нарушительниц на рынках бьют палками. Теперь женщинам не разрешается покидать Ракку без сопровождения родственника-мужчины, и запрещается учиться где-то за пределами города, и это притом, что позакрывали почти все школы и университеты. Избежать такого кошмара девушке можно только одним способом — выйти замуж за бойца джихада. Незамужней девушке в так называемом халифате просто не выжить. Родиться девочкой стало несчастьем…

— Я отойду, — закончил Эберт, — хочу кое-что присмотреть из награбленных твоими братьями исторических ценностей — в подарок дочкам. А ты, как кончатся ряды с овощами и фруктами, дальше не ходи: там невольничий рынок. Рабов туда привозят из Турции, с захваченных районов Сирии и Ирака, из России, отовсюду, вполне возможно, и из Казахстана… 

«Ещё чего — из Казахстана!»

Сегодня бомбить не будут — объявлено суточное прекращение огня ради доставки вакцин — поэтому рынок в Аазáзе кипел. Келген зашёл в ряды зелени. Здесь продавали: герань, её можно тушить как шпинат; зелёный свежий заатар — с помидорами и сухим лябаном очень вкусное блюдо, называется шанглиж, только издаёт запах чего-то испорченного; рукколу; ботву свеклы, с нею готовят долму или тушат; шпинат; розмарин предлагали не пучком, а в горшочке; пастурнак, неизменный компонент салата фаттуш; редкий для этой местности укроп; петрушку; кинзу; зелёный лук — перо… Келген платил долларами США. Вообще-то власти ДАИШ на завоёванных территориях Ирака и Сирии как основную валюту ввели золотые монеты. Но это осталось скорее пожеланием, а на базарах использовали любую инвалюту, возродилась даже средневековая «гильдия менял».

Набрав зелени, Келген пошёл в ряд сыров, купил несколько головок овечьей брынзы. Потом взял в большую кастрюлю горячий плов, в полотняный мешок — свежеиспечённых сирийских лепёшек из пшеничной муки, отоварился развесным арабским кофе в зёрнах, арахисовой и кунжутной халвой. Ещё нужно было поискать семена для своего огорода; в Турции Келген накупил семян в красивых европейских пакетиках, но хотел прикупить местных сортов, чтобы наверняка что-нибудь выросло, и он не опозорился перед братьями. Возвращаться решил другой дорогой — и попал на примыкающую к базару улочку. Вот он, невольничий рынок…

Сразу оказался в месте, где продают детей и девушек. Дети, у каких оставались силы, плакали навзрыд — мимо них Келген почти пробежал, насколько позволили тяжёлые сумки. Дальше девушки-рабыни — курдки-езидки — с потухшими глазами в цветастых платьях сидели на земле, подперев спинами побелённую ещё в мирное время стену длинного одноэтажного дома. Напротив другая большая группа рабынь в возрасте от девяти-десяти до примерно двадцати лет стояла в ряд вдоль стены; эти все были в белых никабах, на груди висела картонки с ценой ― 300, 500, 700, 800, 1000 долларов. Если максимальная цена — всего тысяча, значит сегодня на рынке нет девственниц. У одной девушки с перебинтованным крест-накрест лицом, с неровно под корень стриженными, даже скорее обрезанными волосами, со свежими синяками на лице и опущенными к пыльной земле глазами на картонке значилось всего 40 долларов. Многочисленные покупатели исследовали живой товар: придирчиво рассматривали и щупали живот, грудь и зубы девушек, искали на теле клейма предыдущих хозяев. Понравившихся отводили в помещение для более тщательного осмотра. Будущий рабовладелец, как правило, приобретал сразу трёх или четырёх девочек, держал их в течение нескольких месяцев, потом, устав от однообразия, продавал снова. Некоторые бойцы джихада покупали себе рабынь практически на вес и поштучно, не интересуясь даже именем. Собирали купленных девочек в одном доме, насиловали, пытали, издевались, делали с ними всё, что пожелают. Некоторых рабынь продавали больше двадцати раз, пока кто-нибудь ни прикончит или сама ни скончается от болезни или очередного аборта. На невольничьем рынке врач обследовал привезённых рабынь, выявлял девственниц, а беременным делал аборт прямо на месте, чтобы они стали пригодными к сексу. Ведь согласно какому-то неназываемому уложению в средневековом исламском праве, на которое ссылается ДАИШ, мужчина, прежде чем вступать с женщиной в половую связь, должен убедиться, что та не вынашивает чужого ребёнка.  

«Нечистые», думал Келген, проходя мимо рабынь. Девственница, Курбан рассказывал, стóит десять тысяч долларов, а если очень красивая, так и все двадцать. Моя Дана стоила бы двадцать… Дурацкая мысль! Как она там, маленькая? Через три месяца окончит школу… Невинных красавиц на городском рынке обычно не продают, их добывают только на заказ: заманивают дурочек из других стран. Самые красивые невинные рабыни достаются эмирам, руководителям халифата, влиятельным командирам и богатеям…

Ни одна религия не против рабства, значит это правильно, размышлял Келген. «Коран — гуманный!» Он содержит перечень правил, как распоряжаться рабами, теми, «кем владеет твоя правая рука». Рабов не следует бить и оскорблять, напротив, хозяин должен относиться к ним как к равным, делить с ними пищу и кров. Ислам запрещает порабощать свободных людей за долги и преступления, не позволяет обращать в рабство осиротевших детей и принуждать рабынь заниматься проституцией. Но, главное, Коран не велит магометанам делать рабами своих единоверцев — здесь абсолютный харам, как проклятие спиртных напитков! А порабощать людей других религиозных конфессий и атеистов, как это делает сегодня ДАИШ, Коран не запрещает.  

«Всегда и везде были хозяева и рабы, — размышлял Келген, — даже если они сегодня так прямо не называются». Эберт рассказывал: во французских колониях рабство отменили ещё в 1794 году, в британских — в 1807-м. А вот в Саудовской Аравии королевский указ об отмене рабства был издан лишь 6 ноября 1962 года. Сегодня шейхи опять проповедуют: «Рабство — часть ислама, часть джихада». В провозглашённом халифате официально узаконено рабство и обещано открыть невольничьи рынки, как в Средние века. Обещание исполнено! В пропагандистском журнале «Dabiq» Келген вычитал и запомнил: «…обращение в рабство семей неверных и использование их женщин в качестве наложниц — прочно установленное положение шариатского права». Для братьев есть инструкция о том, как следует покупать секс-рабынь. Братья должны в письменной форме обратиться к своему непосредственному командиру. Тому же, кто не зарегистрируется в установленном порядке как покупатель, отказывают в доступе к секс-рабыням на невольничьем рынке. «Торги» проходят в форме аукциона. Деньги передаются в закрытом конверте, а побеждает тот, кто предложил за рабыню наибольшую сумму. В фетвах сообщается, когда владелец рабыни может вступать с ней в интимную связь. Отцу и сыну запрещается заниматься сексом с одной и той же женщиной. Помимо этого, в своде правил говорится: бойцам, которые держат в рабстве мать и дочь, разрешается вступать в половую связь только с одной из женщин. Бойцы из отряда Келгена вынуждают всех незамужних девушек и девочек в городке выполнять свой долг в секс-джихаде, а, кроме того, имеют несовершеннолетних наложниц в возрасте от девяти лет. Курбан показывал ему официальное письмо, в котором сказано: каждая захваченная женщина станет мусульманкой, если её поимеют десять бойцов ДАИШ. И насиловали хором местных езидок, армянок, ассириек, христианок и любопытствующих американских, европейских и австралийских дур…

Келген вспомнил рассказы о маленьких городах Казахстана «лихих» 90-х годов. Парни толпой насиловали девчат — «пустить на харяк» называлось, а если это случалось с девушкой один раз, то редко она избегала второго группового насилия и вынуждена была уехать или повеситься. «Да, повеситься!» — внутренне вздрогнул Келген. Дочку соседа в посёлке — тихую, стеснительную семнадцатилетнюю девочку, как сейчас моя сестра — отец первый раз отпустил на вечеринку и там её, девственницу, толпой изнасиловала компания Базартая — сына Дайрабая. Наутро отец нашёл её в сарае повесившейся, сам сошёл с ума и вскоре умер. Насильников не посадили — те откупились овцами. Никто в посёлке за девочку серьёзно не заступился — так всех застращал Дайрабай…

Воспоминания резко испортили Келгену настроение. «Мой самый почётный джихад — сказать рабовладельцу Дайрабаю справедливое слово». Какое-то смутное чувство заставило Келгена остановиться посреди улицы. В чём дело?! Среди выставленных на продажу рабынь мелькнула девушка с перебинтованным косым крестом носом. Такой крест на лице и уж слишком плоский нос он уже когда-то видел! Ну конечно: три года тому назад он приехал из Атырау в посёлок, мать была на работе, и они с Даной побежали к ней в фельдшерский пункт — так по привычке называли то, что от него осталось. Они уже взошли на крыльцо и шагнули к самой двери, как вдруг та со стуком распахнулась, и перед ними возник мужчина с перебинтованным в виде косого креста лицом. Вместо носа было кровавое пятно на почти ровном месте. Его глаза и вид были такими страшными, что Келген отпрянул, а Дана вскрикнула и вцепилась в его руку. Келген даже сразу не узнал в нём слесаря из их села; ему, как выяснилось, в мастерской отрубило нос лопастью внезапно заработавшего промышленного вентилятора.

Какое-то смутное чувство заставило Келгена вернуться на невольничий рынок. Он подошёл к хозяину девушки и попросил осмотреть её «для своего брата», у которого есть разрешение на покупку секс-рабыни. Девушку завели в темноватое помещение, какая-то шустрая женщина раздела её догола и велела стоять, не прикрываясь руками. Келген подошёл ближе:

— Смотри на меня! — на казахском приказал он.

Девушку начало трясти. Из часто моргающих глаз хлынули слёзы, и, несмотря на многочисленные следы побоев, на клеймо рабыни на предплечье и короткие как у мальчишки волосы вместо смоляных густых волос, удавшихся в маму, Келген узнал:

— Дана?!

Она, боясь поднять глаза и стыдясь своей наготы, осела на пол. Келген, в страшном волнении забыв даже повседневные арабские слова, указывая на окровавленный бинт, потребовал от хозяина объяснений. Тот вынул из-за пояса нож и жестом показал: нос отрезан. Наконец Дана узнала брата, но при работорговце не решилась даже встать с пола навстречу протянутой руке, жалась спиною к стене. Келген пришёл в ярость. Он бросился на работорговца и, не владея собой, закричал на русском:

— Ислам запрещает отрезать нос и уши — у живого и мёртвого! Кто это сделал?!

Женщина завизжала, работорговец криком позвал на помощь, вбежали мужчины и Келгена, после борьбы, связали и бросили в подвал.

Выручил Эберт: расспросив людей на рынке, нашёл работорговца, погрозил привести сюда командира и рассказать, как торговец живым товаром «из-за какой-то сорокодолларовой рабыни» напал на одного из лучших бойцов джихада и ценного специалиста. Мировая состоялась тут же на условиях: пятьсот долларов за девушку и две тысячи за освобождение Келгена. Выводя Келгена из подземелья, Эберт бурчал: «Я под бомбы приехал заработать, а не тратить: отдашь». Потом немец мигом нашёл бойкую цивильную женщину и с её помощью купили Дане одежду на все случаи жизни: чёрный хиджаб, тёмно-синее платье-кардиган и к нему белые кроссовки, сарафан джинсовый голубой и к нему горчичного цвета палатин из шифона, чёрную тунику в мелкий красный и белый цветочек, наборы нижнего европейского белья, средства гигиены…  

Пока Келген подгонял машину, бойкая дама с рынка омыла и одела Дану. Эберт усадил девушку на заднее сидение джипа. Есть она не смогла, попила только воды и, свернувшись комочком, мгновенно уснула. Отчитываясь за продукты, командиру колонны Келген мямлил:

― Моя сестра… Совершает намаз… Приехала…

Он не смог придумать, зачем. Когда Келген не мог что-то ответить, то переходил с плохого арабского на русский, чтобы выиграть время. Опять выручил Эберт: представил сестру дипломированной медсестрой, почти врачом. Мол, по вызову брата срочно приехала на джихад для работы в новой амбулатории, которую мы сейчас везём. Да и в городском госпитале нет ни одного врача-женщины. А теперь будет кому женщинам и девочкам делать прививки, обследовать, лечить, принимать роды. Намаз совершает! Ей не повезло: угодила под обстрел и осколок оконного стекла срезал кончик носа, волосы на голове опалило, пришлось укоротить. Ничего: день-два отлежится, сейчас только её не беспокоить…

Командир обрадовался, что привезёт в отряд медсестру, «почти врача»: «Обследует мою вторую жену, у неё…» — признательно кивнул Келгену и отошёл от машины. Обомлевший Келген смог только выдохнуть, бросить благодарный взгляд на спасителя и прошептать:

— Рахмет*, Бельгер-ага.

_________________________

*Спасибо (каз.).

После Аазáза колонна свернула с шоссе на Алеппо и по очень плохой дороге пошла на восток, на Дабик. Келген выключил свет в броневике, и сестру на заднем сидении стало не видно. Руки Келгена дрожали, машину вёл неровно. Они ехали уже по зоне недавних боевых действий, бомбёжки американской, французской и российской авиации, местам испытания новых систем оружия и беспилотников. Вдоль дороги все дувалы, дома, сараи и придомные сады-виноградники срыты бульдозерами, ямы и траншеи засыпаны, земля утрамбована для лучшего обзора с дороги. Эту реконструкцию придорожного пространства могли сделать и правительственные войска, и повстанцы, но вероятнее всего — джихадисты ДАИШ. Одного залпа из-за дувала или из траншеи может быть достаточно, чтобы сжечь бензовоз или даже несколько машин в колонне.

На расщеплённых взрывами одиночных деревьях болтались на усилившемся ветре повешенные расклёванные птицами тела людей. Когда Келген пять дней тому назад ехал по этой дороге в Турцию, он равнодушно смотрел на повешенных — это неверные, его враги, так им и надо! Знание, что джихадисты нередко казнят людей без суда и следствия, тогда не волновало Келгена. Казбич недавно бахвалился, как отрубил головы двоим мужчинам, приехавшим из Азербайджана воевать за веру; в отряде их признали «хавориджами», то есть отступниками от веры. Для казни хватает устного доноса: человека могут обвинить в «оскорблении веры» или шпионаже в пользу курдов — и тут же либо публично казнят, либо их куда-то увозит специальная команда бойцов в масках — скорее всего, продают в рабство.

Впрочем, сирийцы из правительственной армии тоже не церемонятся с пленными: нередко расстреливают без суда, незавидно положение джихадистов и в местных тюрьмах. Как рассказывал Эберт, это в Европе с выявленными джихадистами возникает правовая коллизия. В правовом поле война с так называемым халифатом никак не оформлена, статус комбатантов также является неопределённым: нет страны, которая послала боевика на войну. На вопрос: исламский боевик — это персонал военный или духовный? — ответа нет. Боевики ДАИШ проходят по разряду религиозных или идеологических активистов, взявшихся за оружие по причинам, которые в большинстве европейских стран подпадают под категорию «свобода совести и вероисповедания». По отношению к бородатым дядькам, отрезающим чужие головы на телекамеру, звучит, конечно, странно, но в правовом смысле здесь никаких противоречий нет. Тем более, что доказательная база по боевикам-террористам практически отсутствует, а на косвенных доказательствах в европейском суде далеко не уедешь. В СМИ пишут так: возвращается в Англию британский подданный, он засветился в Сирии с оружием в руках в момент активного огневого контакта. Следователь спрашивает: «Террорист?!» Тот: «Что вы! Я воевал против бесчеловечного режима Асада. Англия в составе Международной коалиции тоже бомбила территорию Сирии сотни раз, убила тысячи мирных жителей. Мы там, в пустыне, смотрели ваши бомбёжки по спутнику и даже кричали „Аллаху акбар!“, так нам понравилось. Так что мы с правительством Великобритании одной крови. Или оно, по-вашему, тоже террорист?» А адвокат говорит: «Ну, если вопросов больше нет, мы пошли».

На всех блокпостах ДАИШ колонну тормозили и сразу пропускали. На остановке в одном из полуразрушенных селений джихадистов из колонны пригласили принять участие в расстреле. Командир колонны предложил бойцам «размяться, а заодно проверить оружие»: дорога впереди опасная, местные предупредили, что в округе опять появились диверсанты-курды. Несколько человек приняли приглашение. Келген взял автомат и последовал за ними: он боялся, что командир подойдёт и заглянет в машину, где спит сестра. Келген намеренно мешкал, поправлял одежду, проверял автомат… чтобы не успеть к началу расстрела. Эберт также явился к месту казни: фотографировать, если организаторы разрешат.

Джихадисты согнали всех местных жителей на пустырь в полусотне шагов от дороги и сначала по приговору шариатского суда «за отступничество», секирой отрубили голову подростку лет четырнадцати за неоднократный пропуск джума-намаза*, на которых обычно проповедник ДАИШ агитирует сирийское население за возрождение халифата. Казнь совершили показательно, со всегдашней бравадой, на глазах у родителей. Отрубленную голову юного отступника разрешили взять родителям, тем плакать, согласно шариату, нельзя: «дурные воспитатели» могут тут же на месте разделить участь своего ребёнка. Потрясённый видом катившейся по земле головы, Келген обратился к Богу, шептал: «АстагфируЛлах!** Прости, мальчик, я ничего не мог сделать, кроме молитвы за тебя».

________________________

*Джума-намаз (араб.) — пятничная коллективная молитва.

**«Прошу у Тебя прощения, о Аллах!» (араб.) — самая короткая мольба (дуа).

У пятницы много достоинств для мусульман. К примеру, смерть верующего в день «джума» считается свидетельством благого конца. В хадисе* передаётся: «Кто умрёт в день джума или в ночь на пятницу, тот будет защищён от смуты в могиле». «Невеликое утешение для родителей», — думал Келген, смотря, как те, молча суетясь, завернули отрубленную голову своего ребёнка в чёрно-белую арафатку**, положили в тележку и куда-то быстро повезли…

___________________________

*Хади́с (араб.) — предание о словах и действиях пророка Мухаммеда. Буквально слово переводится как «новый», «беседа», «предание», «рассказ».

**Арафатка (куфия) — мужской головной платок, популярный в арабских странах.

Потом джихадисты повели на расстрел до тридцати пленных сирийских солдат, взятых на днях в боях под Алеппо: на пустыре рядом с дорогой, даже не выкопав расстрельный ров, уложили их на землю лицом вниз одним длинным рядом, напротив распластанных в трёх метрах выстроился такой же ряд бойцов в чёрном и белом одеяниях с китайскими АК-47 наперевес.

Среди пленных несколько солдат не пожелали лежать, поднялись на колени и повинно свесивши головы, подбородками упершись в грудь, молча ждали свои пули в затылок. Трое же солдат сидели на земле лицом к кричащим на них палачам, смотрели в помутневшее от приближающейся пыльной бури небо и, улыбаясь, о чём-то между собой говорили — это был их последний знак презрения к живорезам. Келген заметил: они не арабы, внешне похожи на казахов. Он упросил Эберта разузнать, кто эти люди. Всех расстреляли в упор и местным жителям приказали зарыть в яме свежие трупы, не омыв и не завернув их в белый саван по мусульманскому обряду.

Эберт нашёл человека, допрашивавшего пленных, и от него узнал: эти трое из племён старшего жуза казахов — сиргели, выходцы из Казахстана, самый малочисленный народ в многонациональной довоенной Сирии. Келген пришёл в смятение: получается, он воюет и против своих соплеменников! Его братья по вере убивают его братьев по крови! Келген, трепеща, подошёл к убитым, но лиц было уже не различить — стреляли очередями в голову с пяти шагов. Фотографировать казнь Эберту не разрешили, а снимать исподтишка он в этот раз не рискнул: джихадисты были перевозбуждены и жаждали новой крови.

Келген попросил Эберта рассказать о сиргели. Тот достал айфон, проверил: спутниковый интернет работал. Стал излагать прочитанное, добавляя и от себя:

— Сиргели происходят от уйсуней. Те заселяли Южный Казахстан ещё во времена гуннов. Род сиргели восходит к Ойсылу — старшему брату прародителя Старшего жуза казахов Уйсуну. В шестнадцатом веке сиргели дважды в год проходили через твои родные места в Атырау: летом они кочевали со своими стадами вдоль берега Волги, а зимой откочёвывали в окрестности Ташкента. Сиргели считаются племенем дипломатов и торговцев. Они знали арабский, фарси и чагатайский, и были своеобразным посредническим центром — через него велось торговое и дипломатическое взаимодействие между кочевниками и оседлыми. Считается: казахи-сиргели помогают своим сородичам, они образованы, кротки, а в делах торговли и дипломатии — усердны. Именно такие и жили небольшими группами в Сирии, Иране, Ираке. Сиргели по отцовской линии родственны родам Уак и Керей, а матерью сиргели является одна из дочерей эмира Тимура.

— На наших глазах убили потомков Тамерлана, — сказал Эберт, и, взяв под локоть, попытался отвести Келгена от убитых. — В пору тебя опять поздравить: не запачкался в крови своих сородичей. Не стой столбом, командир обратит внимание, пошли!

Но Келген как оцепенел. Впервые перед ним открылась полная картина войны: кругом, куда ни посмотри, разруха, гарь, остовы сожжённых бензовозов, тракторов и легковушек, заброшенные поля и сады, взорванные и срытые бульдозерами дома, сараи, христианские церкви и кладбища, воронки от бомб и снарядов, незахороненные трупы людей и животных, горки белеющих костей, расклёванные тела повешенных и распятых, беженцы, заметённые песком и пылью обжитые когда-то места, пятна и целые полосы высохшей крови на бетонной дороге… Свинцовый мрак накрыл захваченные джихадистами земли Сирии. В стране работают одни нефтепромыслы. Колонны бензовозов и грузовиков идут на Турцию и обратно. Может быть, во встречных крытых машинах сейчас везут детей, доноров, чтобы потом в клиниках разобрать их на органы? Мою сестру тоже могли разрезать и разобрать…

Всё это натворили эмиры, Казбич, Курбан, думал Келген. Если бы не Эберт, убивал и я, расстреливал даже смотрящих смерти в глаза сородичей-казахов, и клеймил бы христиан и неправильных мусульман, продавал их в рабство. Разве о таком халифате я мечтал?! Насочинял себе рай на земле, романтик, глупец… Сестру подставил… Что теперь делать? 

Эберт после казней тоже ещё не остыл и, когда колонна тронулась, пользуясь возбуждением Келгена, продолжил разговор:

― Когда человек не понимает, как ему управлять своей свободой, своими финансами, своей собственностью, да и всей жизнью, то этим с пользой для себя заправляют другие. Разве позволит просвещённое общество сотни тысяч или миллионы своих граждан загнать в непонятную войну и сгубить? Разве допустят понимающие власть предержащие бесконечно повышать налоги и штрафы, не предоставляя трудящемуся гражданину взамен ни одного шанса заработать больше и жить лучше? Разве разрешит грамотный человек раз за разом обесценивать собственные накопления в инфляциях, девальвациях, деноминациях, экспроприациях и санациях банков? Неосведомлённость народа ― основа несправедливого управления в капиталистическом обществе. В мире почти всё не случайно, даже землетрясения и эпидемии. А уж войны обязательно кем-то развязаны. И убивают в ней друг друга отнюдь не организаторы. Воевать можно, и порой даже интересно, пока самого не ранят или убьют.

Через два часа колонна вошла в небольшой город Дабик, что лежит в дневном пешем переходе к северо-востоку от Алеппо. В августе 2014 года джихадисты захватили город. В мирное время здесь проживало немногим более трёх тысяч человек, сейчас осталось вдвое меньше. Дабик упоминается в хадисах — высказываниях, приписываемых пророку Мухаммеду — в связи с Армагеддоном, который в религиозной эсхатологии представляется как последняя битва добра со злом — мусульман с неверными — в конце всех времён.

Всего через месяц после объявления халифата, ДАИШ начало издавать интернет-журнал под названием «Дабик». Журнал стал одним из главных орудий пропаганды и вербовки в арсенале джихадистов. Название было выбрано не случайно. Каждый выпуск «Дабика» начинается с цитаты Абу Мусаба аз-Заркави: «Искра разгорелась в Ираке, и жар от неё будет расти до тех пор, пока, по соизволению Аллаха, этот пожар не уничтожит армии крестоносцев под Дабиком». Судьба принять участие в последнем великом противостоянии, стать мучеником во имя Аллаха, обеспечить себе место в раю — это одна из причин привлекательности призыва ДАИШ к мировому джихаду. Ряды джихадистов пополняются новобранцами, готовыми взорвать себя в терактах. В идеологии ДАИШ это называется «операциями по соисканию мученичества», потому что самоубийство в исламе запрещено. Ежедневно десятки, а то и сотни добровольцев принимают «мученическую смерть». Это и сделало ДАИШ внушительной силой, которую трудно победить в чисто военном противостоянии.

— Хочешь посмотреть, как твои одичалые братки уничтожили в городе мусульманскую святыню — могилу омейядского халифа Сулеймана ибн Абд аль-Малика? — обратился Эберт к Келгену. Тот не ответил, отвернулся, сжал зубы. — Вопрос принципиальный: халиф Сулейман, глава халифата, командовал Второй — и последней арабской — осадой Константинополя, столицы христианской Византийской империи. В сентябре семьсот семнадцатого года, где-то здесь, в военном лагере под Дабиком, халиф тяжело заболел и умер. Вы, новые джихадисты, точь-в-точь, как Сулейман, воюете с неверными за халифат, как же вы могли разрушить память об одном из первых своих халифов? Вы, строители нового халифата, вы чтó и кого цените, я не пойму? Ну объясни мне! Не можешь… Кстати, для общего развития: на так называемом Дабикском поле, где, как традиционно считают мусульмане, находится гробница Давида, в августе тысяча пятьсот шестнадцатого года армия мамлюкского султана Кансуха аль Гаури встретилась с османским войском султана Селима. Селим разбил мамлюков и на четыреста лет присоединил Сирию к Османской империи. Историческое место мирового значения, а вы учинили разгром, но при этом назвали нью-халифатский журнал «Дабик». Неслыханное лицемерие!..

— Могилы, гробницы, статуи, как говорит мулла, уничтожают потому, что им поклоняются неверные. Аллах создал нас, людей, для поклонения ему, а не каким-то обработанным для других целей камням. Пророк велит уничтожать идолов, а эти могилы и статуи ведут к идолопоклонству, разжигают инакомыслие.

— Тебе давно пора разжечь собственное инакомыслие. Уничтожаются не религиозные идолы, а, в первую очередь, бесценные объекты мировой культуры. В Европе, например, таких внушительных и отлично сохранившихся руин просто нет. Поэтому мы трепещем, чтó увидим в Пальмире, когда её скоро у варваров отобьём. Месопотамия, Сирия — колыбель цивилизации. Здесь люди впервые стали жить оседло, впервые начали выращивать культурные растения и разводить домашних животных. Здесь появились первые в мире города, возникла самая ранняя письменность, зародились мировые религии. В руинах Сирии и Ирака отражена вся история человечества, а ДАИШ превращает эти уникальные для всего мира места в сумрачную зону…

Для уничтожения идолов нет ни религиозных, ни исторических причин, продолжал Бельгер Эберт. Ладно, ваять идолов и поклоняться им запрещено, но в Коране нет наставления уничтожать исторические памятники цивилизаций. Если бы ранние мусульмане уничтожали всех языческих идолов, они не смогли бы создать столь большой мусульманский мир на Земле. Когда халифат начал расширяться за счёт Византии и империи Сасанидов, мусульмане не уничтожали иноверческие храмы, разрешали местным жителям совершать свои обряды. ДАИШ же следует саудовским ваххабитам. Когда в XVIII веке Ваххаб захватил Мекку, он начал уничтожать могилы святых и всё, что могло бы служить идолопоклонству. Сегодня в Мекке нет ни одного исторического памятника или места, где были захоронены известные люди, будто и людей этих вовсе не было, а мусульманская вера только вчера ночью свалилось на Землю с Луны. ДАИШ перечёркивает исторический опыт мирного, терпимого сосуществования мусульман с людьми других конфессий и атеистами. Революционные действия ДАИШ построены на пиар-технологиях и носят преимущественно не религиозный, а идеологический и политический характер. Деятельность новых бунтарей от экстремистского ислама — заточена на привлечение к себе внимания, их акции — это показуха, жестокий перформанс, которому они научились у современной развязной порочной либеральной культуры и таких же СМИ. ДАИШ проповедует насилие над личностью и культурой, намеренно оскорбляет чувство святого у неверующих, а невоцерковленным людям присуще коллективное сознание о святости духа, и оно не слабее, чем у верующих…

На стоянке в Дабике Эберт накормил отоспавшуюся Дану, обработал рану и наложил новую повязку на нос — у Келгена не поднялась на это рука. Полный распространённых в среде джихадистов предубеждений против неверных и всяких физических уродов — слепых, кривых, глухих, немых, безногих, безруких, горбатых, — Келген даже не мог смотреть на сестру, отворачивался. Он страдал: любимая сестра стала неполноценной — без носа и волос на голове, с выжженным клеймом, вся в синяках — позор, кто её теперь возьмёт замуж?!.

Колонне предстояло съехать с бетонки и какое-то время идти по грунтовке в опасной пересечённой местности, и Эберт отправился проверять на грузовиках крепление закупленных труб и оборудования. Келген, не в силах больше терпеть, велел сестре рассказать, чтó случилось.

Глава 3. «Отрезать нос назло лицу»

Ты знаешь, начала говорить Дана, когда фельдшерский пункт в селе закрыли, мама осталась без работы. Пособие по безработице она не получает, потому что по казахстанским законам считается самозанятой — ведь у нас есть приусадебный участок, огород, четыре козы и куры. От последних овец мама прошлой осенью отказалась — отдала их в оплату воды, электричества, всё равно общественное пастбище отобрали. Жили за счёт огорода, да ещё мама на свой страх и риск лечила больных в формально закрытом медпункте, поддерживала там порядок, спасибо дядя Жаксыбай помогал. Всю поливную воду в селе и вокруг забрал под себя Дайрабай, заставил платить ему. Прошлой осенью грозил отобрать у нас земельный участок, а сейчас, может быть, уже отнял. На пустующие земли колхоза и отобранные у людей общественные пастбища бай собирается запустить китайцев, формально — сдать им земли в аренду на сорок девять лет под бахчевые и выпас скота. Но, люди говорят, на деле китайцев интересуют подземные кладовые: нефть, газ и вода, они, как только получат землю, закрепятся, и начнут бурить. Люди из села бегут: мужчины ― на заработки в Атырау, на Тенгиз и больше — в Россию. Женщинам деться некуда, они умирают одна за другой. В селе стало много брошенных домов: страшно смотреть на выбитые окна, они глядят на прохожих пустыми глазницами, а кирпичи из стены торчат как зубы у едва живой старухи-побирушки. Маму хотели арестовать за незаконную врачебную деятельность, но благодарные сельчане отстояли. За лечение ей платят, в основном, натуральными продуктами и вещами. Здоровье мамы пошатнулось. Однажды она даже упала в обморок, так заработалась ночью в фельдшерском пункте: люди стали чаще болеть, ходят к ней по старой памяти, автобуса в райцентр теперь нет, а не у всех есть машина доехать до больницы. Раньше часто отключали электричество, а теперь люди молятся на вышку сотовой связи, только благодаря ей электричество в посёлок заново провели.   

Денег вообще нет. Не на что даже было купить школьную форму при переходе в одиннадцатый класс. Дана стыдилась своей бедности, ходила в дырявых колготках. Подружка пристрастила её к общению в сетях и рассказывала всякие зажигательные истории, как девочки едут в Турцию, выходят замуж за красавцев и богачей, живут в роскошных домах, шикарно одеты, отдыхают в Европе, купаются в Средиземном море… «Вот я и решила поехать в Турцию, искать тебя». Учиться в поселковой школе или в Атырауском медицинском колледже, как раньше планировала, расхотелось: у колледжа нет общежития, а денег на съём комнаты нет. Подумала: зачем учиться, когда можно выйти замуж, я же красивая?!» Дана выставила на сайте знакомств свои фотки, сообщила, что невинная девушка, и сразу нашёлся «жених» — Али. Написал: «Салам алейкум, сестра. Ты мусульманка? Что ты думаешь о смелых джихадистах на священной войне?» На странице Али стоял красивый парень в чёрной одежде, с автоматом Калашникова наперевес, улыбался. Он казанский татарин, поэтому знает русский язык.

— Я написала: «Мой брат поехал в Турцию, учиться в медресе. Не могли бы вы помочь найти его?» Сразу пришёл ответ: «Конечно, найду! Он откуда? Как его зовут?» Я так обрадовалась, что вывалила всё. По фотографиям я Али понравилась. Живёт он в Турции, как настоящий эмир, воюет в Сирии. Али уверял: в Казахстане у меня нет будущего, а с ним будет всё, что пожелаю: «Прилетишь в Турцию, примешь ислам, станешь любящей женой и матерью моих детей, жить будешь в имении с садом, бассейном и слугами…» Вскоре написал, что уже показал мои фотки своим родителям, друзьям и братьям-джихадистам, и теперь их сёстры и жены с нетерпением ждут встречи со мной и готовят дорогие подарки. Я ответила, что хочу закончить школу и получить аттестат, осталось учиться несколько месяцев. Он возразил: его жене заканчивать сельскую казахстанскую школу не нужно. Моё дело — любить его, воспитывать его детей и управлять домом, пока он воюет с неверными. Воюет? Значит, может быть ранен! В тайне от мамы я прочла несколько книг по хирургии, травматологии, лечению ожогов, эпидемиологии и народным средствам лечения в тех краях, всё конспектировала или зубрила. Я хотела в Турции найти тебя: не писал же нам целых полгода! Боялась стать девочкой для развлечений, поэтому связалась по интернету с девчонками из России, которые переписывались с джихадистами. Русским и татарским девушкам бойцы присылали из Сирии фотографии трупов, отрезанные головы, а мне Али картинки убитых не присылал, никакой крови, и сам на фото выглядел… симпатично. Да что там! Я никогда не видела такого мужественного на вид вооружённого мужчину. Он наносит коль вокруг глаз — и подводку по контуру, и затемнение век. Магнитные глаза!.. Он был как из сказки о Синдбаде-мореходе, из кино. И я успокоилась…      

Началась бурная переписка. Али спрашивал полное имя, уточнял местонахождение Даны, откуда она родом, испрашивал семейные фотографии… Вскоре Дана поняла, что уже дышать не может без ежедневного общения с Али. Он писал, что сейчас находится в Турции в отпуске и клятвенно обещал узнать, где воюет Келген Акбиев, потому что ни в одном медресе в Турции его нет, значит, её брат в Сирии на джихаде. Связаться по сотовому телефону или рациям с Сирией затруднительно, потому что русские глушат эфир, но он постарается брата найти. Он так рассказывал, как мы будем жить вместе!.. Это стало моей мечтой. Я даже о тебе немного забыла. А скоро, вдруг, сообщил: брат ранен, находится в Сирии, его отряд попал в окружение под Алеппо. Али, конечно, попытается вырвать брата из рук неверных и вывезти его в Турцию на лечение, но это смертельный риск и большие затраты. Если же Дана выйдет за него замуж, тогда он уже как родственник будет просто обязан спасти её брата от вероятного плена или даже смерти. И вообще: «На джихаде без мужа девушке быть невозможно»…

— Он писал мне каждый день по нескольку раз, называл «моей деткой», «думай обо мне», «я тоскую о тебе», а перед сном: «Иншалла… Спокойной ночи, детка».

— Наивная, красивая и… девственница, — других критериев для жертв секс-джихада у них нет, — пробормотал Келген, сжав кулаки. 

Дана заочно влюбилась в воображаемого жениха. Он писал: «Зимой здесь холодно, нужны сапоги и дублёнка, я всё куплю, какие у тебя размеры?», а главное — «сделай все прививки». Ещё он попросил сжечь все фотографии, на которых Дана без платка на голове. Большинство фотографий и было с непокрытой головой, Дана стала уничтожать их, но случайно увидела мама, отобрала и отдала фотографии на сохранение своему брату, дяде Жаксыбаю.

В январе Дане из Турции оплатили билет, и она через Баку прилетела в Стамбул. Встретил её представитель «жениха», назвавшись «родственником», целые сутки вёз на восток в какой-то город, привёл в закрытое помещение. Там к ней вышла европейская приветливая женщина, итальянка или француженка, модно одетая на восточный лад, сносно говорила на русском, представилась Жанной. «Такой приветливой, весёлой женщины я никогда не встречала». Первым делом убедившись, что Дана невинна, она предложила ей на выбор много нарядов и украшений, говорила: всё это подарки жениха, вот ещё и деньги от него, а сам он приедет дня через три-четыре, сейчас занят, с муллой уже договорились, «Ты счастливая невеста». «А маме в Казахстан можно послать деньги?» — «Конечно, можно!» Дана пришла в восхищение от парижских мусульманских мод, думала: завтра же отправит деньги матери, и строит радужный план: она вызовет маму сюда, они найдут брата… Девушка счастлива от таких невиданных богатств и красоты, впервые в жизни чувствовала себя принцессой…

 Жанна каждый день читала ей выпущенное в Индии «Руководство по сексу для мусульман», «Халяльное руководство по умопомрачительному сексу» и внушала Дане: мусульманка должна наслаждаться полноценной сексуальной жизнью: «Ты можешь быть чистой, как снег, и оставаться грязной в постели». Руководство начинается с «основ» — техники поцелуев, прелюдии. За ними идут главы о сотне позиций, сексуальном рабстве и мазохизме. «Ты должна знать, чтó нравится твоему мужу в постели». У халяльного секса есть правила: избегать анального секса и проникающего секса во время менструации, запрещается секс вне брака и порнография.

Первая брачная ночь у мусульман — венец свадебной церемонии — никах, когда молодожёны остаются в спальне одни. Но прежде, чем вступить в близость, они должны соблюсти ряд традиционных правил шариата, которые закладывают фундамент богоугодной, безоблачной и благополучной семейной жизни. В спальне не должен находится Коран или его нужно накрыть тканью. Свет приглушить для создания романтичной обстановки. Муж должен прочесть молитвенное прошение — дуа. Произнеся священную фразу «Бисмиллях» и приложив ладонь на лоб супруги, муж должен сказать: «О, Аллах! Я прошу у Тебя её блага, и блага её естества. И я прибегаю к Твоей защите от её зла и от зла её естества». Потом новобрачные совершают совместный двухкратный намаз и, устремив помыслы к Создателю просят: «О Аллах, благослови меня в отношениях с моей женой (мужем) и её (его) в отношениях со мной. О Аллах, утверди между нами благо и при разлуке разлучи нас по-доброму!» Непосредственно перед интимной связью мужчина рекомендуется прочитать дуа: «О Аллах, отдали от нас шайтана, и отдали шайтана от ребёнка, которым Ты одаришь нас!»

Оставшись наедине, муж и жена могут вести ознакомительную беседу, и если девушка, не сумев побороть стеснения перед неизвестным мужчиной, окажется не готовой к интимной близости, то согласно Корану, брачную ночь следует перенести на некоторое время, чтобы молодожёны привыкли друг к другу.

Дана радовалась просвещению, жадно впитывала и готовилась к триумфу: теперь у неё есть всё: и замуж выходит за богатого красавца, и прекрасный секс, и имение, и, главное, спасёт брата от смерти и маму от бедности. Чего она маялась где-то на краю света в Жылыойском районе?!  Она испереживалась в новой жизни. Смысл её существования заключился в ожидание жениха. Сначала она считала дни до явления избранника, а когда ей объявили время его прибытия, начала считать часы, потом — минуты. Её омыли, умастили тело благовониями, скульптурировали лицо кремовым корректором и бронзатором, нарядили… Она извелась вся. Наконец, к воротам подъехали машины, в доме сразу забегали, закричали, зажгли везде свет… А когда в дверь её комнаты громко стукнули, Дана едва не потеряла сознание…

Сказка закончилась, когда девушку накрыли непроницаемым материалом и голос «муллы» выдал её замуж за невидимого мужчину, и только в постели, когда её раздели и уложили, она встретилась с купившем её пожилым толстым турком…

Она сопротивлялась и кричала на русском и казахском: по законам шариата мужчина в первую брачную ночь обязан быть деликатным, а слишком короткое знакомство с мужем может оправдать отсрочку интимной близости. Но турок не понимал русского и казахского языка…

Дану обесчестили. Муж не знал про шариатскую деликатность, зато использовал правило: если в первую супружескую ночь невеста окажется целомудренной, то муж обязан будет разделить с ней ложе в течение семи последующих дней. Дана боролась. Восточный «муж», фактически господин, не привыкший к сопротивлению зависимой женщины, принялся ежедневно бить её. Казахстанский паспорт отобрали. Господин и его окружение пытались внушить девушке абсолютную покорность, тыкали её в суры Корана, заставили совершать намаз. Жанна продолжала учить Дану, как удовлетворять мужа в постели, искусству делать прически, красить волосы и брови, наряжаться, махать веером в жару, раскрывать зонтик на солнцепёке, эротично танцевать, петь, садиться в шпагат и выполнять ряд самых мелких услуг, связанных с тайнами ухода за телом господина… Ей прокололи пупок и навесили пирсинг. Она ещё надеялась: что-то случайно пошло не так, настоящий жених вот-вот явится и всё обустроится, но как-то раз Жанна, находясь в подпитии, возможно из жалости, рассказала: её так называемый «жених» живёт в США, и в Турции никогда не бывал. И показала Дане материалы из интернета: этот «жених» по заданию состоятельных людей и влиятельных джихадистов соблазнил уже три десятка девушек на выезд в Турцию. Ему платят за каждую приехавшую девушку, за невинных дев сумма, естественно, в разы выше. «Невестам» устраивают маскарад с муллой и свадьбой, а когда с девушки снимут сливки, она попадает либо в закрытый турецкий или ливанский бордель, либо и в зону боевых действий в Сирии. Все обманутые красотки — будущие проститутки, секс-рабыни или смертницы-джихадистки.

Дух девушки был поколеблен, но не сломлен: она продолжала сопротивление, не радовала «мужа» в постели, и через несколько недель «брака» тот отступил: продал её другому мужчине, пониже рангом на социальной лестнице. Подарки отобрали. Дане объявили, что теперь она не должна считаться мусульманкой, а значит может быть продана в рабство. Её раздели и показали соискателю. Он трогал, мял, заставил прыгать, приседать, смотрел зубы, наматывал длинные волосы Даны на руку и дёргал, осмотрел тело в разных позах, примерился — и тогда купил. Так она стала настоящей рабыней ― ей на левой руке выше локтя выжгли клеймо, казахстанский паспорт на её глазах демонстративно порвали — рабыне он без надобности.

В течение февраля Дана своим сопротивлением надоела и второму мужчине, и тот выставил её на «торговой площадке» города Килис, в котором джихадисты из самых разных террористических группировок проводят «заслуженный отдых» или залечивают раны. Дану выложили на веб-странице ДАИШ как «рабыню № 156» с ценником $ 2 000. «Лот» выкупили через посредников. «Брокером» выступил некий Азат. Он, якобы, из гуманных соображений помогает освобождать порабощённых соплеменников и позиционирует себя как «спаситель казахских женщин». Дана опять воспряла духом.

Однако Азат продал её мусульманскому экстремисту. Тот пару недель и насиловал, и бил, но не смирил, и тогда отвёз девушку в лагерь смертниц. В нём процветало сексуальное рабство: джихадисты пользовали женщин как наложниц. Когда женщина надоедала, исламист дарил её одному из своих братьев. В лагере Дану уговаривали выйти замуж за незнакомого мужчину, чтобы образовать с ним супружескую пару террористов-смертников. Её посадили на специальную диету для смертниц и пытались учить, как с помощью дыхательной гимнастики «победить страсти» перед терактом — самоубийством путём взрыва надетого на себя пояса шахида в местах большого скопления неверных. Дана, в панике, ночью сбежала; заблудившись в городе, обезумевшая колесила по окраине, останавливала прохожих, спрашивала на казахском и русском, как сообщить о себе в казахстанское или российское посольство. Одежда на ней была порвана и в пятнах крови. Её, разумеется, быстро поймали и вернули хозяину…

Пока Дана рассказывала, Келген вспомнил, как однажды задал вопрос Эберту: а есть ли возможность спастись пленницам ДАИШ?

Есть два пути, ответил тот. Первый — сбежать: как-то выбраться их дома и населённого пункта, днём прятаться, а ночами без компаса идти по пустыне. Велика опасность, что беглянку поймают, и тогда наверняка казнят. Джихадисты что ни день ловят и убивают пытающихся сбежать от них, женщин ловят почти всех. А как иначе: у девушки нет ни еды, ни воды, ни денег, ни одежды, ни документов… Местные жители и бедуины под страхом смерти боятся помогать беглецам. Второй — откупиться. В ДАИШ деньги решают почти всё. Если есть состоятельные родственники пленницы, джихадисты с ними связываются: «Выкупайте свою дочь за десять тысяч долларов». Переговоры с террористами обычно ведут курды, они — достойные потомки мародёров-башибузуков — таким бизнесом занимались ещё во времена Османской империи, когда турки ходили войной на христианские народы. Когда договоренность о выкупе достигнута, девушку привозят в условленное место обмена. Туда же приезжает её брат или отец с деньгами, и девушку обменивают. В нашем отряде такое практикуется, твой браток Курбан в этом участвует…

В том лагере, продолжала Дана, было много ищущих приключений европеек. Были и конченные фанатички, желающие участвовать в «судьбоносном преобразовании мира», ради чего они готовы пожертвовать жизнью: «Любовь в джихаде — пока жертвенная смерть нас не разлучит!» То, чтó произойдёт, когда муж погибнет, находится за пределами их идеалистических представлений. Они станут вторыми, четвёртыми жёнами и окажутся в условиях далеко не романтических. Местные арабские женщины могут искать защиты в своей родной семье, иностранки же беззащитны. Нередко «жёны» и «невесты» попадают в больницу или оказываются убитыми при сомнительных обстоятельствах, или внезапно пропадают. Только оказавшись в Сирии, женщины понимают: воинских подвигов от них не ждут, они нужны лишь для воспроизводства «правильного» исламского населения и обслуживания назначенного «мужа», зачастую ни разу до дня свадьбы, не встретившись с ним. Через пару дней после свадьбы такой «муж» вполне мог заявить: «Джихад — моя первая жена, ты — вторая» — и уйти на военную операцию, из которой не обязательно возвращался живым. Жёны джихадистов после смерти последних становились собственностью других бойцов. В арабском мире и языке появилось даже понятие «вдова джихадиста», оно формально покрывает принуждение вдов к сожительству.

Дана отказалась служить Аллаху и стать смертницей. Хозяин стал бить сильнее и даже истязать, но характера девушки не сломал. И тогда, наконец, он продал её полевому командиру джихадистов, возвращающемуся в Сирию после отдыха на курорте турецкого Средиземноморья.

В первых числах марта Дана оказалась в лагере бойцов джихада в Сирии, в окрестностях городка Аазáз. Её заперли в пустой комнате, где стояла одна кровать с голым старым матрасом. Всё время хотелось пить. Выходить можно было только в туалет во дворе или на кухню, чтобы готовить себе еду, или во время бомбёжки. Когда лагерь бомбила русская или американская авиация, все женщины с кухни — жёны, наложницы, служанки и секс-рабыни джихадистов — собирались в одном подвале и там, в полутьме среди крыс, со страху в голос рыдали и выли. Бомбёжка на короткий срок объединяла этих женщин, в остальное же время это был клубок ядовитых змей. Ревность, зависть, конкуренция за мужчину-кормильца, делала стеснённую жизнь женщин невыносимой. Ни о какой «женской солидарности» не могло быть и речи, скажи спасибо, что не пырнули ножом, не отравили, не подкинули в постель скорпиона. Особенно свирепствовали две обрезанные ещё в ранней юности женщины, лишённые, кроме общих для всех лишений, возможности получить сексуальное удовольствие. Они пытались подговорить муллу обрезать Дану, но тот отказался: «О женском обрезании не упоминается в Коране». Тогда те, вооружившись бритвой, верёвками и нашатырным спиртом, сами напали на девушку в её комнате, хотели провести иссечение и натереть рану солью, но Дана отбилась.

В лагере Дану насиловали уже целые разноплемённые толпы, угодить каждому было невозможно, они издевались. Девушка забеременела ещё от первого или второго «мужа». Когда это обнаружилось, те же горластые содержанки-служанки плод вытравливали и просто били кулаками, ногами и палками по животу — и так спровоцировали кровотечение и выкидыш. Здоровье и воля девушки пошатнулись. После этого ей дали круглую коробочку с таблетками и приказали ежедневно принимать одну пилюлю. Дана не сразу поняла, что это противозачаточные таблетки; к другим пленницам в лагере применяли не только оральные, но и инъекционные контрацептивы, а иногда те и другие одновременно, гробя здоровье. Девушка страшилась заката солнца, времени, когда к ней станут приходить чванливые грубые обкуренные кальяном мужчины со своими резкими запахами, криками, скотскими желаниями. Они толкали и пинали её, растягивали, шлёпали, щипали, дёргали и рвали волосы, угрожали, но серьёзных побоев не допускали, чтобы раньше времени не испортить красивую игрушку.

Когда отряд ушёл из лагеря на многодневную военную операцию, Дана опять бежала, но её быстро схватили и посадили уже на цепь. Как она жалела, что ещё в Турции не попробовала сбежать, чтобы добраться до посольства Казахстана или России, или до курорта на побережье Средиземного моря, где отдыхали русские. У неё возникла навязчивая идея: спасти её может только русский офицер — большой, сильный, суровый мужчина со сверкающими глазами: он вот-вот прилетит, спрыгнет с неба, сам в красивой военной форме, с орденами на широкой груди, он отомстит насильникам и заберёт её — самую хорошую! — с собой. «Почему русского офицера?» — с недоверием удивился Келген. «Я знаю, я видела: русские офицеры самые смелые, они везде всегда спасают гибнущих людей!» Сидела в безоконном подвале на ржавой цепи, с крысами и разлагающимся телом умершей уже при ней европейской женщиной, за которую в отряде не дождались выкупа. Кормили объедками, поили грязной вонючей водой. Дана прощалась с жизнью, вспоминала о маме, брате и дяде. Перестала разговаривать, стала в темноте слепнуть, вздрагивала от любого звука. «Меня так били, что казалось ещё чуть-чуть и я умру». Били в основном женщины из числа прислуги джихадистов, таскали за волосы, плевали в лицо, что-то при этом истерично кричали на арабском, обливали мочой… После истязаний Дана не могла подняться с пола много часов. Когда узнала, что отряд на днях вернётся с операции, она пошла на хитрость: прикинулась послушной, начала совершать намаз. Её сняли с цепи, отмыли, заклеили раны и отправили работать на кухню. Отряд вернулся и в тот же день ей приказали омыть тело и даже выдали чистую одежду и постельное бельё. В ужасе от предстоящих истязаний, в последней попытке выжить, она кухонным ножом отсекла себе нос… 

Место, где был нос, Дана перевязала бинтом косым крестом, затем изорвала на себе одежду, извалялась в грязи и обсыпалась мукой — и явившиеся насильники, посылая проклятья в адрес ужасной уродки, в страхе бежали. Как секс-рабыня она уже не годилась. Тогда ей под корень отрезали волосы, чтобы продать в Европу на парик, и наутро из полевого лагеря отвезли в город, на невольничий рынок — продать как рабыню для домашних или садово-огородных работ.

— Здесь ты меня и нашёл…

— Ешкi мiнез!* Попалась на удочку…

___________________________

*Характер как у козы (каз.) — здесь: легкомысленная коза.

— А ты не попался?

— Я? Я приехал на джихад намеренно.

— Намеренно?! Значит, обманул нас с мамой! Говорил: еду учиться в медресе, я сам убиваешь людей.

— Я не убивал! Работаю в нефтеразведке, как у нас на Тенгизе. Толстяк, саратовский немец, взял меня к себе на промысел мастером, мы сейчас нефтяные трубы везём.

— А я приехала за тобой. Мама за осень-зиму сильно сдала, болеет, лежит, мучается зубами, денег на их лечение нет, плачет: «Лучше бы мне заболеть раньше, весной. Тогда Келген не бросил бы нас. Я его больше не увижу…» Дядя ей помогает, но он сам обеднел: отару овец Дайрабай отжал, а не стало овец — дядя забросил свою кошару на Эмбе. Даже не может купить воды — цветы в палисаднике полить, роз и хризантем в посёлке больше нет. Давай вернёмся домой!

— Меня там арестуют и посадят. И тебя, возможно, тоже.

— Меня-то за что? Смертницей стать отказалась, хотя били, издевались, голодом морили. Я не джихадистка!

— Как ты это докажешь? Могут обвинить: экстремисты, мол, специально выжгли клеймо и отрезали нос, чтобы вернулась в Казахстан как жертва джихада, и сама вела пропаганду, организовала спящие ячейки, схроны с оружием… Женщины в халифате тоже воюют. Бедная моя сестрёнка!..

Келген плохо соображал. Братья-джихадисты его сестру «пустили на харяк», да ещё на какой! На родине он возмущался, когда парни насиловали девушек-выпускниц школы, но оставался равнодушным, когда в Сирии братья по джихаду насиловали девочек-третьеклашек. «У тебя двойные стандарты», сказал бы Бельгер Эберт. Позор тебе, Келген Акбиев! Родина с чужбиной сплелись в один клубок, так ответь себе: чем борцы за истинную веру в халифате отличаются от насильников на родине, от Базартая и его пьяных дружков, из-за которых повесилась в сарае невинная дочка соседа? В Сирии сколько девушек покончили жизнь самоубийством, чтобы больше не подвергаться издевательствам и насилию! А сестра оказалась сильной и находчивой — и только отрезала нос. Никакая она не коза!

Образ врага и до того расплывчатый начал стираться совсем. Единственного здесь друга, тоже, вдруг как смыло: Келген уже не смог считать одноклассника Курбана добрым мусульманином.

— Ну и посадят, и отсидим! — воскликнула в отчаянии Дана. — Потом заберём маму и уедем… хоть в Астрахань.

— В Астрахань! Видел я Астрахань с вертолёта. Зрелище почище лагеря беженцев: полгорода в старых бараках, развалинах, бедняки живут в этих трущобах, работают за минималку. Грязь, бездорожье, свалки, бродячий скот и собаки, на рынках обман. Та же Африка. Только церкви да мечети настроили красивые, стоят как пряники. Астраханская власть не работает, с высокой колокольни плюёт на народ. Таких агашек нам и в Атырау хватает.

— Хотя бы твою Айжан выручим: в Атырау за ней увивается Базартай, уламывает выйти за него замуж.

— Базартай?! Он же в Америке!

— Недавно вернулся, отучился два года в США по президентской программе «Болашак», теперь стал агашкой в областном акимате…

Базартай стал начальником?! Насильник, уголовник из байской семьи! Тут же у Келгена мелькнула мысль: а если домой вернуться тайком, маме передать накопления, спасти Айжан от семейки Дайрабая, увезти её с собой. Служил же пограничником на Каспии, ходы-выходы представляю, можно попытаться пробраться в Атырау по морю через порт Актау в каком-нибудь контейнеровозе…

— Поговорим, сестра, позже: немец возвращается…

Из Дабика колонна отправилась на юго-восток, в сторону провинции Ракка, по дороге на Эль-Баб, куда она должны прибыть к полудню. К этому городку приковано внимание Турции, США, курдов, джихадистов, сирийцев, русских… — всех. Здесь процветает нефтяной бизнес, нелегальный: боевики продают ворованную из сирийских недр нефть по смешной цене — 10 долларов за баррель, поставляют без документов неизвестно кому. Турция прилагает значительные технологические усилия, чтобы поставить хищение сирийской нефти на промышленную основу. Курды тоже хотят оседлать этот поток ресурсов и живых денег, продавать нефть американцам и менять на оружие.

Начался самый опасный участок пути. Вдоль дороги тянулись невысокие, похожие на складки, холмы. За ними, естественно, скрывались «мёртвые» непростреливаемые зоны, по которым при необходимости нападающие могут легко уйти. Для засады — место идеальное. Об этом по рации напомнил водителям командир колонны и посетовал, что здесь из-за царящей в командовании ДАИШ несогласованности до сих пор не установили блокпосты.

Келген было сосредоточился на дороге, но вскоре его мысли опять улетели на родину — в небольшой посёлок Жылыойского района Атырауской области. В районе расположено одно из крупнейших в мире месторождений газа и нефти — Тенгизское. На нём работал отец Келгена, водил бензовоз полуприцеп — таскал сырую нефть от кустов и одиночных добывающих скважин на нефтеперерабатывающий завод. Мать заведовала фельдшерско-акушерским пунктом в селе. Домашнее хозяйство было на маме, отец неделями пропадал на работе за сто с лишним километров от дома. В сельскохозяйственном производстве района преобладало животноводство: разводили верблюдов, лошадей, крупный рогатый скот, овец и коз. При советской власти семья держала скотину и кур, в доме были любые молочные и мясные продукты: молоко, сметана, айран, курт, мясо, яйца. Дядя Жаксыбай делал колбасу из конины, снабжал бараниной и курдючным жиром. Обменивались мясомолочкой с соседями. На огороде в изобилии росли картошка и помидоры, всякая зелень — воды для полива хватало. Закручивали банки с помидорами и баклажанами. В казанах делали чак-чак, смешивали с мёдом и сахаром, утрамбовывали к коробки и выставляли на холод: зимой был всегда готовый десерт к чаю. Девяностые годы, пока сохранялся колхоз, пережили спокойно, не голодали.

У Келгена с раннего детства были свои обязанности. Он всё лето собирал и сушил коровий и конский тезек — зимой на розжиг, и чтобы печь пшеничные лепёшки токаш и табанан. Как-то раз, собирая в степи тезек, шестилетний Келген нашёл скопление человеческих останков. Вероятно, ветер сдул песок с захоронения, которому оказалось две тысячи лет. Так Келген первый раз прославился: о нём написали в районной газете, мама где-то эту газету хранит и показывает гостям.

Во времена дошкольного детства Келгена Казахстан вступил в так называемый переходный период, по материальной сути — в разруху. Веерное отключение электричества, закрытие предприятий, безработица, резкое снижение поголовья скота, споры за землю и воду, социальное неравенство в обществе… Колхоз развалился. Безработные играли в карты, лакали палёную водку, безобразничали, воровали. Отец тоже начал спиваться. Поселковые женщины пришли в движение, не сидели дома, зарабатывали кто чем. Половина русских уехала из посёлка в Россию. Праздники, концерты, приезды в дом культуры артистов из городского театра, спортивные соревнования, новогодние подарки детям… — всё как-то быстро закончилось, жизнь победнела, поскучнела, стала даже противной. Возведённая на деньги саудитов мечеть, со слов родителей Келгена, не сделала жизнь людей в селе менее бедной и скучной.

Келген-дошкольник сам себя развлекал. В тёплый сезон он повадился ходить с дядей Жаксыбаем пасти овец на джайлау*. Днём, в самое пекло, загоняли овец в небольшой сай**, сами обедали и спали. Ночевали с дядей в кошаре. Келген научился готовить еду на печи. Он любил всё собирать: камни, ракушки, разноцветный песок и глину, обожал раскапывать и расспрашивать: а что там под землёй? Тогда-то дядина кошара и стала символом родины для Келгена: она снилась зимой, а чаще весной, когда мысли устремлялись в освобождающуюся от снега бескрайнюю степь.

_______________________

*Здесь: летние пастбища вдоль реки Эмбы (каз.).

**Овраг или балка, заросшие леском (каз.).

По ночам Келген часто не спал, выходил из кошары и смотрел за овцами в загоне, или брал ракетницу на случай, если заблудится, и с высоким и жилистым туркменским волкодавом Кутжолом бродил под звёздами по дикой степи, мечтал о дальних странах, виденных в телерекламе туризма и отдыха, о наполненных радостью и счастьем разноцветных сказочных тёплых мирах, где не было смерти, болезней, нужды, водки, где все люди были братьями, сёстрами и друзьями, где жили красивые хорошие девочки, все улыбались, смеялись и любили его. Однажды зорким глазом он увидел на земле факелок голубого огня. Пошёл на свет и наткнулся на суслиную нору, из которой светился горящий газ. В ту непроглядную ночь Келгена заворожила тайна призрачного огня из земли — он стал для мальчика знаком, отправным пунктом в таинственное будущее. Келген пометил место — воткнул палку рядом с норой. Следующим утром палку нашёл, поменял на более длинную с белым флажком на конце, ночью опять пошёл, палку нашёл, но газ из норы не светился, зато засветилась другая нора, метрах в тридцати от первой. Так Келген понял, что горящий под землёй газ выходит на поверхность земли в разных местах. Газ из норы не пах, как из железных баллонов, которые отец привозил для кухни. На вопросы Келгена дядя ничего вразумительного ответить не мог, рассказал только, что в советское время в этих местах работали геологи, бурили, до сих пор из некоторых пробуренных скважин идёт питьевая, несолёная, вода, благодаря ей расшились площади пастбищ — есть где поить скот, но на полив зерновых и бахчевых её не хватит…

Воспоминания Келгена прервали выстрелы. Слева из-за холма вылетели два грузовика, переделанные в остроносые тараны с 60-миллиметровой бронёй и прикрученными элементами от советских танков; за ними, прыгая по неровностям почвы и пыля, неслись три забронированных старых американских «хаммеров» с курдскими флагами. Несмотря на встречный огонь охраны колонны, один из таранов смог врезаться в длинномер с трубами и столкнул его с полотна дороги в кювет. С холма перебежками и стреляя, спускались к дороге до тридцати бойцов курдского ополчения.

Келген, продолжая вести машину, перебросил Дане на заднее сидение свой запасной бронежилет: «Ляг и укройся!» Командир колонны по рации приказал не ввязываться в явно неравный бой и продолжить движение. Оставив на трассе и второй подбитый грузовик, колонна, опасаясь заложенных в полотно дороги мин и фугасов, пошла в обход участка засады. Только сейчас, съезжая с дороги вправо, Келген разглядел: в этом месте светлое асфальтовое полотно пестрело от больших чёрных пятен — следов от сгоревших машин — и заплаток в местах взорвавшихся мин. А в кюветах там-сям лежали остова самих сожжённых машин и тракторов, такие искорёженные, что и марку не определишь.

— Курдам тоже новые трубы нужны, — нервно усмехнулся Эберт, когда колонна, пройдя километра два, остановилась, чтобы оправиться и подсчитать потери. Навстречу проехал на броневиках отряд преследования, вызванный командиром колонны. — Недавно, в январе, курды уже отбили у джихадистов месторождение Аль-Джабса в провинции Дейр-эз-Зор. И до нас могут добраться… Две машины труб у них, сейчас по-быстрому перегрузят и рванут к себе.

— А преследование, если у наших нет беспилотников, ничего не даст, — отозвался Келген. — Будут идти по следу — нарвутся на мины и фугасы. Партизаны наверняка их заложили по своему плану отхода.

— «Ваши» наверняка вызвали авиацию своих турецких хозяев.

— Курды это знают, — гордый своей осведомлённостью в военной тактике, возразил Келген. — Они запланировали где-нибудь по маршруту отступления выкачать нефть из нескольких скважин на землю и поджечь. Дымовая завеса до самых небес затруднит полёты турецких ВВС.

— Пожалуй. Все нефтяные поля изначально, до войны, находились вне территории проживания курдов. Нефть курдам так и так не отдадут, они это знают и поэтому не жалеют скважины. Как в такой ад будут потом возвращаться сирийский беженцы?..

— Операция хорошо спланирована. Может, курды выследили нас с разведывательных беспилотников, или у них есть информатор — в отряде или в посёлке нефтяников.

— Это уже все поняли…

Мужчины вышли из машины, Келген стал оглядывать и считать повреждения на бронелистах:

— Семнадцать попаданий! Хорошо некрупный калибр. Среди партизан, я видел, были женщины! 

— Курды как евреи, своих дам не берегут. У них женщины воюют наравне с мужчинами — и в сирийских отрядах народной самообороны, и в иракском ополчении пешмерга. Есть и отдельные женские отряды самообороны. Те даже спят в униформе и клянутся не снимать её, пока не добьются свободы. Для боевиков ДАИШ быть убитым женщиной — харам: ты не попадёшь в рай! Да, ад подступает с двух сторон, — оглядев в бинокль горизонт над небольшими холмами, продолжил Эберт. — С юга приближается пыльная буря, на северо-востоке полыхает нефтяное поле, узнаю. Надо успеть проскочить Эль-Баб: когда мы ехали в Турцию, там стояли примерно двести бензовозов-наливников…   

— По рации вызывают какого-то Масуда Каспи, — сказала Дана, выбираясь из броневика. Она передала брату рацию. — Кто он такой?

— Я, — ответил Келген с нотой горькой самоиронии. — На радостях, что добрался в Сирию, взял позывной Масуд Каспи — Счастливчик с Каспия. — Послушал рацию и сказал: — Разведка вернулась. У дороги появился фанерный указатель: «Холера». Когда ехали в Турцию, его не было. Командир спрашивает, может ли сестра оказать помощь двум тяжелораненым. Он разрешает вскрыть амбулаторию. Раненых положили у дороги, под тем большим грецким орехом, вижу его. Вызвали из Эль-Баба «скорую», но приедет не раньше, чем через сорок минут. Надо продержаться…

— Значит, обезболивающие и индивидуальные средства не помогли, — сказал Эберт как бы про себя.

— Если согласились, что бойцам поможет женщина, незнакомая медсестра, значит, раненые скорее всего безнадёжны, — сказал Келген, глядя с тревогой на Дану. — Но, если сейчас не пойдёшь, тебя… нас с тобой могут казнить. Ты вынуть пулю и зашить рану сможешь? Дать наркоз, перелить кровь? Группа крови бойца есть на нашивке.

— Не знаю… Я как-то раз вынимала пулю и зашивала… собаку: пастух ночью её принял за волка и подстрелил.

— Решено! — вмешался Эберт. — Закроем тебе лицо повязкой, станешь хирургом. Волосы у тебя короткие как у пацана, на место носа — комок ваты, пусть бойцы видят одни глаза. Я буду ассистировать. Келген, быстро за руль: едем вскрывать амбулаторию. Возьмём инструмент, препараты и одну холодильную камеру с кровью. Сдашь, девочка, ещё один экзамен на право жить…

Под негустой сенью придорожного грецкого ореха с иссечённой осколками бомб и снарядов кроной на брезентовом пологе лежали трое убитых и двое раненых. Бойцы расступились, когда из подлетевшего броневика к телам выбежали Бельгер Эберт и Дана — в белых халатах и с контейнерами в руках. Здесь же находился и командир колонны. Он что-то сказал Эберту, тот перевёл Дане:

— Командир, как я понял, прочёл сто десятую, медицинскую, суру Корана «ан-Наср» — «Помощь». В общем: одного бойца уже вряд ли можно спасти, его миссия джихадиста окончена, он скоро умрёт, осколочное ранение в живот и пулевое в голову, а за жизнь второго, как они считают, ещё можно побороться…

Командир вручил Келгену книжку «Лечение аятами Корана и помощь в повседневных нуждах» и напомнил: Аллах ниспослал Коран Пророку Мухаммеду в качестве милости, наставления, благодати и как источник исцеления. Поручил Келгену читать Коран и дождаться вызванных из Эль-Баба медицинских машин, погрузить в них убитых и раненых, а самим догонять отряд и дальше следовать в конце колонны. «Машаа Аллах, брат мой, пусть сам всевышний Аллах будет доволен тобой». Затем он отдал приказ продолжить движение. Колонна ушла.

Дана и Эберт, скрепя сердца, сделали, что могли, потом отправили раненых в госпиталь и вскоре догнали колонну. Сразу после этого проехали мимо придорожного фанерного щита-указателя жёлтого цвета, на котором чёрной краской от руки и наспех какой-то, скорее всего, европейский волонтёр на арабском, турецком и английском языках написал: «Холера».

— Если «Красный полумесяц» не выручит с вакцинами, может возникнуть эпидемия, — сказал Эберт. — Твоя сестрёнка теперь ой как пригодится в городской больнице и в амбулатории посёлка нефтяников!

— Ещё чего! Ей с таким лицом теперь дома взаперти сидеть! И то, если те раненые бра… бойцы выживут.

— Девушка волевая! Дала наркоз, вынула осколок и пулю, обработала раны, зашила. Увидишь: скоро она займёт в городке видное положение.

— Незамужняя девочка — положение?! Здесь девушек и женщин за людей не считают!

— Прозрел наконец! Боюсь, в нашем зверинце уже объявили карантин. Тот маленький противочумный костюм придётся девочке впору… Представляю, как Дана в образе шайтана будет брать соскоб из заднего прохода у женщин и девочек, а их в городке и в лагере добрых пятисот душ. И ещё прибывают временные жёны, и секс-джихадистки. Наденет противочумный костюм, вынет шприц… — Эберт на несколько секунд умолк, внимательно взглянув на Келгена. Тот сжал губы и смотрел в прыгающую на ухабах прорезь бронелистов на лобовом стекле машины. — А если разразится настоящая эпидемия, она будет выносить больному приговор: станет, по сути, судьёй. Заболевших холерой твои братья не станут лечить — просто убьют и зароют в пустыне, или обольют бензином и сожгут тела на карьере, а жилище больного зальют хлорной известью. Так что будешь охранять судью в противочумном костюме от разъярённых мужей и отцов…

Пейзажи вдоль дороги стали ещё более тревожными: голая степь и серо-пепельное от приближающихся столбов песка и пыли небо, разрушенные дома, дувалы и зловеще-чёрные остатки сожжённой техники. Иные придорожные деревушки совсем пусты, в других видны признаки жизни: люди снимают недосушенное бельё с верёвок и загоняют скот в сараи — готовятся к приходу хамсина.

И тут по рации пришло сообщение — по ходу движения колонны приближается вертолёт. Последовал приказ остановиться и открыть огонь по вертолёту из всего оружия. Кюветов в этом месте дороги не было, и растянувшаяся на четыреста метров колонна рассыпалась в разные стороны.

Келген съехал на волнистую глинистую обочину, остановил машину. Эберт надел тёмные очки, открыл дверцу и взглянул в небо, против солнца, откуда с юга к колонне приближался вертолёт. Бойцы открыли по вертушке огонь из пулемётов и автоматов. Вдруг Эберт, выругавшись по-немецки, вырвал рацию из рук Келгена и закричал в неё на арабском. Келген тоже открыл дверь и встал на подножку. Вертолёт совершал какие-то немыслимые манёвры уклонения, потом вдруг задымил и стал заваливаться, а когда вышел из солнечного марева, Келген узнал российский «Ми-8» с маркировкой «Сирийского арабского Красного Полумесяца»…

 

Женские портреты в романах Сергея Лихачева. К 8 марта!

Портрет Наташи Паниной из психологического романа «Наперегонки со смертью»

― Входите-входите! ― крикнул Ямщиков в ответ на несильный и неслабый, а ровно какой нужно стук в такую дверь, и выключил звук.

На пороге возникла миловидная светленькая девушка с округлым спокойным лицом, высокая, не полная, но мягкая, будто без костей. Всю её одежду составляло очень короткое, на бретельках, платье из белого атласа и серебристые плетёные босоножки на высоком каблуке. На ней вопиюще отсутствовали какие-либо украшения ― и, тем не менее, она вся сияла. Ни видимой косметики, ни сумочки, ничего, что могло бы отвлечь от незащищённой обнажённости тела, от всего великолепия ухоженной кожи. Даже мягкие и серебристые, похожие на пучок ковылей, гладкие волосы на аккуратной головке представлялись уже одеждой. Мелкое витое руно перед розовыми ушками подрагивало и оживляло лицо.

Поздоровались. Панина улыбнулась, огляделась, поискала глазами зеркало, как раньше, входя в дом, искали икону, не нашла ― и лицо её выразило едва уловимое неодобрение. Потом она взялась двумя пальчиками за подол платья, чуть оттянула и приподняла, шевельнула им на свету, осталась довольна отражением. И тогда, слегка подъёрзнув, утвердилась на краешке поставленного для неё в центре комнаты тонконогого табурета, в полуобороте к столу Ямщикова, скрестила ноги и, выгнув спину, оперлась руками о колени. Вся её основательная поза говорила о полном самообладании и готовности выступать не только речью, но и ― для большей убедительности ― всем обликом своим. Кабинет заполнился её духом. Она пахла молоком, и мёдом, и свежим пшеничным хлебом.

― Легко с анкетой управились, ― скорее сказал, чем спросил Ямщиков.

Вопреки гневным взорам и жестам Маши, он продолжал заинтересованно, на запоминание, разглядывать девушку. Её фигуру делали обнажённая высокая шея; изящные гибкие и подвижные руки, ниспадающие как ветки ивы; ноги с мягкими, плавными линиями и округлыми коленками; маленькие прозрачные раковины ушей с непроколотыми мочками и влажные неопределимого цвета глаза, излучающие доброжелательность и душевное спокойствие.

― Приходилось об этом размышлять, ― улыбнувшись одними губами, мягко ответила та, ― когда решала, выходить или нет за Ивана.

Говоря, Панина слегка подавалась вперёд, вытягивала губы, приподнимала брови и расширяла глаза. Она будто целовала через воздух своего собеседника. Небольшие подвижные ямки у кончиков губ необычайно оживляли лицо, в них таилась улыбка».

*****

Портрет Нимфы с животрепещущей тривизиткой из сатирического романа-эпопеи «Свежий мемуар на злобу дня».

(Необходимое преуведомление: автор портрета — премьер-майор, товарищ Бодряшкин с квадратной головой)

Я не француз, но к девушкам испытываю трепет! Но в ещё большей степени при каждой новой встрече с русской красой существом моим овладевает безграничное удивление: как на дико оскудевшей отечественной клумбе ухитряются в изобилии взрастать столь ослепительные розы?! Поневоле русским дендрофилом станешь! А вот в удобренных и обильно поливаемых америках-европах красивых девок вовсе нет: как сам бывал — не видел ни одной! На их дам без слёз не взглянешь: год красивую ищи — весь год проплачешь! А тут, бесплатно и с доставкой, рабочего средь бела дня, открывается дверь — и нате вам прекрасный образец…

В белокурой и высокой нимфе о девятнадцати годах, что вся в мини и глянце возникла пред моими восхищёнными очами, было всё для благотворной и щедрой любви к начальственным, завсегда нехилым, лицам: животрепещущая тривизитка — 110-70-120; обворожительная млечность; волнительная походка «змейкой»; манящий взор ярких васильковых глаз; румяные щечки с пикантно исчезающими ямками; чувственной вырезки губы — сочные истекающие алой слизкой; точёная цилиндрическая шейка; золотистые и подвижные кренделёчки на висках… — ну всё! А кожа… — какой там, на фиг, натуральный шёлк! — кожа… — ну просто мамынька родная, кем б ты ни была! Это я ещё ногти и ресницы опускаю! Ну а попа её, по округлости, посрамит геометрию циркуля! Как увидишь деву такую — помирать неохота!

Присела на самый краешек скрипнувшего стула, кой — мрак! — стал выглядеть сразу обветшалым, вульгарным и как бы принесённым из хлама дачного сарая, ножки свои длинненькие, полненькие — какие особенно приятно обжимать и гладить — в туфельках на каблучке со шпорками, вытянула и скрестила, а спинку парфянским луком выгнула, да так, что спелой грудью, разверзшейся из низкого выреза блузона, и парфюмом окончательно меня достала… — ну, хоть кричи!

Про таких душечек мой Патрон как-то, по нетрезвому случаю, потрясая именным Макаровым, изрёк (даю в трезвой редакции, как сам помню): «Исчезли многие русские типы: не стало больше волевых, суровых лиц, какие у старых воинов были; не стало теперь басов и сильных теноров — в оперу некого призвать; сгинули невесть где иные родные типажи; но если не станет полнокровных весёленьких блондинок с молочной кожей и золотистым пушком, отплясывающих бойко и поющих звонко, всё: уйду в последний свой поход — накажу поголовно двадцать врагов Родины и сам застрелюсь, на!..» 

Только, знойный читатель мой, не след задавать чеховским душечкам вопросы из смежных отраслей!

Здесь я — не без тянущей тоски и грусти — к месту расскажу: халтурил в молодости и как-то, экзаменуя студентов мукомольного техникума, одну голубоглазую красавичну-блондинку — строго по билету! — спросил: «В чём заключается брак муки?» Ответ и образ самой дивы запали в меня на всю жизнь: «Брак заключается — это когда замуж выходят. А мука разве может замуж выйти? За кого?» Такая девушка — в подругах или в жёнах — мечта любого правильного русского мужчины! А я, молодая тогда кандидатура душеведческих наук, весь из себя, почти герой, но, увы, с квадратной головой, едва уволившийся из армии и посему ещё без толики житейской мудрости на гражданке, в зачётку ей поставил «отлично» и просто ушёл, потеряв свою непосредственность навек… Вот простофиля! С тех пор, как встречу душечку, возносящую мою память к образу красавичны-блондинки из мукомольного техникума, как припомню её «брак муки» — сердце под ложечкой защемит… Лопух: счастье своё упустил! Чувственные девушки после успешно сданного экзамена так сильно возбуждаются… — бери её, тёпленькую, и тащи скорее в ЗАГС или ещё куда…

Да, быть девушкой очень интересно: наряды, шопинг, женихи, вихрь жизни в трубке телефона, кредит невыплаченный, суд…

Лицо нимфы и, особливо, уклончивый поначалу взгляд отражали, однако, некое сомнение, из чего я смело заключил: девица стоит перед выбором своей жизненной стези, и посему заботливой мамашей отправлена за бесценным советом к авторитетному специали­сту по кадрам и вообще.

Товарищ Бодряшкин, автор мемуаров

 

Любовь и стоны

В феврале 2023 г. из печати вышла моя новая пьеса «Любовь и стоны», жанр лирико-героическая драма. Главные темы — последствия войны в горячих точках и любовь, место действия — военный госпиталь.

Любовь и стоны

Пьеса в двух актах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

АРШИНОВ — Сергей Сергеевич, полковник, 52 года

ВАСЬКОВ — майор, начальник стрельбища, холостяк, 33 года

КУТУЗОВ — майор Ковригин, связист и рогоносец, 35 лет

НАЧМЕД — Юлия Александровна, главврач Ожогового центра в окружном военном госпитале, подполковник, 48 лет

СТОЛЯРОВ — Иван, спецназовец, старший лейтенант, 24 года

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА — мать Столярова, 45 лет

ДУРЫНДА — Рита, медсестра Ожогового центра, 19 лет

САНИТАР — студент, проходит в госпитале альтернативную службу, 19 лет

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ — Светлана-светлячок, волонтёр Ожогового центра, 22 года

ПРИКРЫТИЕ — оперативник ФСБ, старший лейтенант, 24 года

КЛЕОПАТРА — Марья, невеста Столярова, 20 лет

ГЕНЕРАЛ — командир Аршинова, 56 лет

АРТИСТКА — Вера, пациентка госпиталя, 25 лет

ЛЮБОВЬ — жена Ковригина, 31 год

НАЁМНИК — неизвестный мужчина

Действие первое

Действие происходит в наши дни, в Ожоговом центре окружного военного госпиталя. На сцене палата для больных на пять коек, на заднике два больших окна. Кровати специальные — на колёсиках. Вход в палату расположен слева. Койки расположены в два ряда: в заднем ряду — две, в переднем — три. На левой задней лежит Кутузов, на правой задней сидит Васьков, на левой передней — лежит Столяров, правая и средняя передние кровати пусты. У Кутузова перевязан живот, голова и один глаз, одна рука подвешена; у Васькова перевязана только голова; Столяров перевязан весь, кроме рта, носа и нескольких пальцев на одной руке. Вечер. У кровати бредящего Столярова на стуле сидит Надежда Сергеевна, она держит сына за пальцы. Кутузов громко стонет, Васьков смотрит в окно. За окном осенний вечер.

Входят Начмед, Санитар и Дурында. Санитар толкает каталку, на которой лежит стонущий и дрожащий после наркоза Аршинов. Дурында ведёт тележку с инструментами и лекарствами для процедур.

НАЧМЕД  Пополнение в честную компанию: полковник Аршинов Сергей Сергеевич. Днём доставили на санитарном самолёте. Глубоких ожогов — четыре процента кожи, поверхностных — одиннадцать. Руки-ноги целы, глаза целы, остальное до свадьбы заживёт, или я не хирург высшей категории. Васьков, помогай: ты же у меня ходячий.

Васьков и Надежда Сергеевна подходят к каталке и помогают уложить Аршинова на правую переднюю кровать.

ВАСЬКОВ  Ходячий! Я даже иногда бродячий. Гдей-то его угораздило?

НАЧМЕД  Очнётся от наркоза, расскажет. Гарнизонный прокурор у меня в кабинете сидит, говорит: не пойму, зачем полковник перед дембелем кинулся в самое пекло? Может, думал, бросается на генеральскую должность? Получилось — на амбразуру. А объективно: где-то на зарубежных югах, в горах, на их колонну напали, наш командир полка кинулся с тросом цеплять горящий бензовоз, чтобы скинуть его с дороги, тот взорвался, и мужика облило. Хорошо была солярка, не бензин. Пока оттащили, поджарился спереди и с правого бока. Васьков, прошу: пригляди за полковником — он хочет не по уставу сдохнуть…

ВАСЬКОВ  Застрелиться, что ли?!

НАЧМЕД  Пока что сама не поняла: это у него болевой шок или…

ВАСЬКОВ  Застрелиться хочет!.. Полковник! Зауважал! У меня есть машина, не целясь сама попадает: наступающему — в лоб, убегающему — в затылок. От меня все бегут!

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  Бедный полковник…

КУТУЗОВ  Что-то не похоже на соискательство генеральства. Это в телеиграх выпадает счастливый случай, а на войне не игра, не раз бывал…

ВАСЬКОВ  О, Кутузов проснулся! Для твоей жёнушки армия — как раз сладкая такая игра.

КУТУЗОВ  Не спал я. Когда в последний раз спал — забыл уже. (Стонет.) Юлия Александровна, товарищ подполковник, ну сделайте что-нибудь: не могу лежать на заду, лучше сдохнуть…

НАЧМЕД  И этому — сдохнуть! Да вы мне так всю статистику окружного Ожогового центра сломаете, а меня саму — под суд.

ВАСЬКОВ  И сдохнем! Я — со скуки!

НАЧМЕД  Тогда, мамочка моя, стреляться в русскую рулетку. По два выстрела перед едой.

ВАСЬКОВ  Из анекдота, знаем! А как же тогда статистика? Статистика мы вам!

НАЧМЕД  (Васькову). Ну-ну, продолжай!

ВАСЬКОВ  И скажу! Только при нас с Кутузовым со средней койки двоих вниз спустили — сначала для вида в реанимацию, оттуда сразу в морг.

КУТУЗОВ  Может, в этом месте зона?

НАЧМЕД  Зона?! Докладываю: у того рыжего подполковника из-за неподвижности обожжённых до кости ног где-нибудь в подколенной вене образовался и оторвался тромб, молниеносно поднялся из ноги в лёгочную артерию, закупорил, вызвал сердечную недостаточность, инфаркт лёгкого, остановку сердца и внезапную смерть, реанимация здесь не поможет. А у блондина… Да ну вас! Экспертами все стали!

САНИТАР Я медную рамку принёс, испытаем место. Больной Васьков, медной-то рамке вы доверяете?

ВАСЬКОВ Я медсёстрам, как эта дурында, не доверяю! Она своими уколами Кутузова скоро добьёт.

ДУРЫНДА  Юлия Александровна, меня оскорбляют! Я рапорт вам напишу! (Кутузову.) Больной Кутузов, ну нельзя вас на живот переворачивать, честно, я ещё в медучилище читала вот в таком толстом учебнике! Подумаешь: раз-другой в вену не сразу попала. Вы офицер: терпите!

КУТУЗОВ   (Дурынде). Я больной Ковригин, пора бы усвоить, вторую неделю лежу, а Кутузовым меня этот болтун, Васьков, прозвал. Ты в палату тяжелораненых офицеров должна входить если не с трепетом, то хотя бы с мало-мальским почтением — мы все воевали! Да, больно, когда ты колешь. Не герой я, наверное, не герой! Ёмкость с кислотой в нештатном месте оказалась на складе, разбилась и облила. Героев — случайно! — серной кислотой на складе не обливает.

НАЧМЕД  Терпи, Ковригин. У тебя приживление трансплантатов происходит медленней, чем у других больных. Отторжение…

ВАСЬКОВ  Это ему жена кровь отравила…

НАЧМЕД  …У других больных неделя — и прижилось, а у тебя боль в ранах, лихорадка, промокание повязки. А кожные лоскуты — заплатки с твоего тела, — считай, неоткуда уже брать. Чуть ли ни половина всех импортных гидроколлоидных повязок, какие попадают в наш Ожоговый центр, уходит на тебя. Потерпи, я что-нибудь придумаю. Соберу консилиум, привлеку знакомых профессоров, ещё доноров кожи, бог даст, найду. Мы хорошо тебя содержим, меценаты помогают…

ВАСЬКОВ  Как меценаты?! Олигархи, что ли? Совесть проснулась? А родному министерству обороны мы уже не нужны?

НАЧМЕД  Ну ты, Васьков, загнул — олигархи! Разбежались спасать раненых бойцов олигархи.

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  (Начмеду). А мой сын? Ему… импортные повязки…

Начмед вздыхает, качает головой, отвечает не сразу.

НАЧМЕД  О вашем пока не могу… То, что вы сейчас в палате и ночью можете оставаться в госпитале, уже мне немалой крови стоило. (Дурынде.) Займись процедурами наконец!

Начмед и Санитар выходят, Санитар тянет за собой каталку. Дурында подводит тележку с инструментами к кровати Васькова. Тот поворачивается на бок.

ДУРЫНДА  Расслабьте ягодицу, больной Васьков. Я о ваш каменный зад уже три иголки сломала. Должны будете.

ВАСЬКОВ  Свой долг родине… — или кому, олигархам? — все долги я уже отдал! У меня не зад, а сплошной синяк: в туалете в зеркале видел. Найди уже, радость моя, другое место колоть. Что за медицина такая: обгорела голова, а колют в зад. Ой! Ой! Самую тупую выбрала! Или гвоздь воткнула? Очумелые ручки!

ДУРЫНДА  Не дёргайтесь! Вы у меня через месяц в строю будете. Это старлея спишут вчистую с первой группой инвалидности, если выживет…

КУТУЗОВ  Замолчи ты, дурында! При матери…

Надежда Сергеевна, сидевшая у постели сына, вздрагивает и начинает плакать. Дурында, закончив делать укол, подходит к ней.

ДУРЫНДА  Извините, я про вас забыла. Поздно уже: шли бы вы отдыхать. Сегодня состояние вашего сына улучшилось. Мочился регулярно, промокания незначительные, сознание терял — за моё дежурство — всего два раза…

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  Четыре… И бредил…

ДУРЫНДА  Пойдёмте, пойдёмте, распорядок дня нужно соблюдать. Я вас провожу на второй этаж…

Надежда Сергеевна встаёт, идёт вслед Дурынде, но оборачивается к громко застонавшему Аршинову, подходит к нему, берёт за руку. Тот приподнимает голову, смотрит на неё, по сторонам, приходит окончательно себя и, глядя на Надежду Сергеевну, перестаёт трястись и стонать. К ним подходит Васьков.

ВАСЬКОВ  Надежда Сергеевна, да вы ангел-хранитель: взяли за руку — и полковник очнулся.

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  (Васькову). Наркоз окончательно вышел. С моим тоже так было после третьей операции.

ДУРЫНДА  (Надежде Сергеевне). Идёмте, идёмте. Меня главврач отругает.

Ведёт Надежду Сергеевну к двери.

ВАСЬКОВ  Надежда Сергеевна, раздобудьте для нас внизу спирта, хоть граммов сто. Надо помянуть того парня со средней койки.

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  А что с ним случилось?

ВАСЬКОВ  Умер за день до вашего появления здесь. Врачи всё твердили: состояние стабильно тяжёлое, то-сё, а тут тромб — и выноси. А кто пьёт медицинский спирт или водку, у того кровь разжижается — и никаких тромбов. Спирт — это для неподвижно лежачих жизнь!

КУТУЗОВ  (через боль и стоны). Со средней койки при нас с Васьковым двоих спустили в морг, даже познакомиться не успели. Может, правда, посерёдке палаты зона?

Надежда Сергеевна в ужасе кидается к кровати сына, пытается откатить её подальше от средней кровати. Входит улыбающийся Санитар. В руке рамка из медной проволоки.

САНИТАР  (Надежде Сергеевне). Вы что творите?

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  На этом месте умирают! Аномальная зона!

САНИТАР  Ерунда! Случайное стечение обстоятельств. Я почти год здесь на альтернативной службе: и в этом месте умирали, и в том, и в том. Ожоговый центр! Летальность определяется степенью…

ДУРЫНДА  Я тоже в учебнике по медицинской статистике читала: какому-то, не помню, проценту ожоговых больных положено умирать.

ВАСЬКОВ  Ах, ну если положено, я спокоен.

САНИТАР  Давайте вернём на место: пространство в палате организовано на научной основе. (Санитар откатывает кровать со стонущим Столяровым на прежнее место.) Лишний раз кровать двигать не нужно: слышите, ваш сын начал сильнее стонать: обожжённые остро чувствуют сотрясения. Больной Васьков, медная рамка! Только Юлии Александровне не проболтайтесь, она всю эту хиромантию не терпит.

ВАСЬКОВ  Могила! В смысле: морг!

Санитар обходит палату с рамкой, что-то бубнит, пожимает плечами, все напряжённо за ним следят. Все больные, кроме Васькова, стонут.

САНИТАР  Поздравляю! Рамка не вертится: зоны нет. Только в углу у окна, но это реакция на водопроводную трубу, на движение воды.

ВАСЬКОВ  Ну тогда, студент, не буду тебя убивать. А то я одну машинку с войны прихватил: стреляешь куда попало, а пуля всегда попадает в лоб, нет, чаще в затылок — они же все бегут от меня!

САНИТАР  Что зона! Моей рамкой можно степень серьёзности болезни определить. Кто хочет узнать объективное состояние организма? В смысле есть ли у него силы бороться с болезнью?

ВАСЬКОВ  Это чтобы вечером знать, что «состояние стабильно тяжёлое», а на утро санитары — ать-два! — вынесли ногами вперёд?

АРШИНОВ  Я хочу знать.

САНИТАР  Только не проболтайтесь Юлии Александровне!

АРШИНОВ   Могила! В смысле: морг!

Санитар подходит к лежащему на спине Аршинову и проводит рамкой над всем телом, начиная с ног. Сначала рамка медленно поворачивается, а над головой Аршинова начинает быстро крутиться. Подходит Васьков.

ВАСЬКОВ  И что? Отстрелялся полковник или ещё повоюет?

САНИТАР  Ничего себе! У больного в голове «вихри враждебные» реют сильнее, чем в трубе горячего отопления!

КУТУЗОВ  Товарищ полковник, признайтесь: там, у горящего бензовоза вы не подвиг совершали, а не прочь были покончить с собой. Под благородным каким-нибудь предлогом: ради сохранения офицерской чести, ради пенсии по случаю потери кормильца для членов семьи.

АРШИНОВ  Если бы… (Стонет.) Нет у меня семьи… Возникло какое-то непонимание. Я не определял ситуацию с бензовозом понятием «совершить самоубийство». Жить мне стало противно — вот главный мотив моего «подвига», перестал ценить свою жизнь. Уж лучше, подумал, сгорю я, чем молодой боец или офицер — он пока ещё радуется жизни, у него родители, невеста, планы, мечты, то-сё, а я… 

ВАСЬКОВ  (Кутузову). Ладно умничать, психолог, со своей бы женой разобрался.

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  (Аршинову). Это неправильно! А как же родители, дети, жена, боевые товарищи?!

АРШИНОВ  Вы про мою прекрасную жену, двоих чудных деток… Слишком длинный список долгов…

Аршинов стонет от боли и отворачивается.

ВАСЬКОВ  Таким тоном — о прекрасной жене?.. Интересно как получается: в палате четыре орденоносных армейских офицера — и ни у кого нет жён, в смысле, нормальных жён, боевых подруг. Куда делись воспетые советским кинематографом офицерские невесты и жёны? Я, можно сказать, из-за них в военное училище пошёл.

Дурында подкатывает тележку в кровати Кутузова, готовится делать укол, замечает кровь на полу, пугается.

ДУРЫНДА  (Кутузову). Кровь! Откуда здесь кровь?!

КУТУЗОВ  Не знаю. Я вроде условно цел.

ВАСЬКОВ  (подходя). Так это вампир ночью пришёл и сосал! У Кутузова, начмед сказала, анализы стали лучше, наш товарищ майор идёт на поправку. А вампиры — они как комары: плохую кровь сосать не будут.

ДУРЫНДА  Ага, вампиры! Волонтёрша к вам ночами ходит и сосёт! (Все смеются, даже Кутузов через стоны.) Больной Кутузов, или как вас там, не тряситесь, опять не попаду! Чтó я такого сказала? Ржут они, кони!

КУТУЗОВ  Ой! Ой! (Дурынде.) Иголку об асфальт затупила?

ДУРЫНДА  Да у вас после укола и крови-то почти нет. Пять капель…

АРШИНОВ  (Дурынде, которая направляется к нему). Я отказываюсь от процедур. Свободна!

ДУРЫНДА  Ну и!.. Насильно мил не будешь! (Резко разворачивается.) Об отказе я обязана немедленно доложить!

Санитар уводит Надежду Сергеевну, Дурында выкатывает из палаты тележку с инструментами.

ВАСЬКОВ  (вослед Дурынде). Конечно в Кутузове крови нет, вампиры в белых халатах всю высосали. Сегодня ночью — по графику — Светочка наша!

Пауза. В палате стонут. Входит Начмед, подходит к кровати Аршинова.

НАЧМЕД  (Аршинову). Уже вечер, у сына день рождения, а я из-за вас домой не могу уйти. Отставить капризы! Вы в военном госпитале, считайте, на службе. Дисциплину не нарушать!

АРШИНОВ  Не каприз это. Я сдохнуть хочу!

НАЧМЕД  От вашего ожога не умирают. Вы в палате самый лёгкий, ходячий.

АРШИНОВ  Не от ожога, от жизни сдохнуть хочу.

НАЧМЕД  Сдохнете, когда я вас выпишу. А если сейчас, меня со службы выгонят за профнепригодность, разбираться не будут. Выкарабкаетесь!

АРШИНОВ  Не хочу выкарабкиваться! Да, признаюсь: я, наверное, отчасти спецом полез в пекло, чтобы разом покончить. Я конченный!

НАЧМЕД  Нет уж, попали ко мне в руки — имя Ожоговому центру не портите! Я столько сил!.. До Нового года в строй поставить не обещаю, но вы ещё и покомандуете, и поживёте в своё удовольствие.

АРШИНОВ  Вы меня не понимаете: для вас я больной — объект лечения, а я, как субъект — полковник Аршинов — кончился. Был, служил, дружил, воевал, спасал, убивал, хоронил… — и кончился. «В строй поставить»… Пока тридцать лет служил, из родины сделали чуждую нам, русским офицерам, страну. Мне бы русскую армию, народную милицию… Да ну!.. (Стонет.)

НАЧМЕД  Вы российский офицер.

АРШИНОВ  Нет! Нет! Я вырос как суворовец и советский офицер, а когда СССР разорвали, ощущал себя русским офицером. «Дорогим россиянам» нечем гордиться, а офицер должен гордиться родиной. Капиталистическая Россия чуждая мне страна. На баррикады я уже не полезу, староват, боюсь показаться смешным, просто сдохну и всё!

ВАСЬКОВ  Товарищ полковник, зачем сдыхать просто? У меня на стрельбище оружия и боеприпасов… Давайте сколотим отряд неуловимых мстителей.

АРШИНОВ  Инвалидную команду?

КУТУЗОВ  Я «за». Полковник — командир, Васьков — оружие, боеприпасы, я — связь, управление. Да и снайпера подтянем. (Кивает на кровать Столярова.) Старлей, пойдёшь в инвалидную команду?

ВАСЬКОВ   (Столярову). Пойдём! На нас никто даже не подумает.

Столяров хрипит, стонет, дёргается.

АРШИНОВ  (Начмеду, кивнув на Столярова). Что с ним?!

НАЧМЕД  Смеётся — что!

ВАСЬКОВ  Смеётся — значит выздоравливает! Решено: берём в отряд снайпера: будет из инвалидной коляски внутренних врагов России валить. Первоклассная маскировка!

НАЧМЕД  Столяров, кончай ржать, швы разойдутся! Я на тебя кожи не напасусь! Думаешь, легко доноров найти? Ковригин, Васьков, отставить смех! (Аршинову.) Учите, капризулек я приравниваю к невменяемым и назначаю принудительные процедуры. Для офицера они позорны и очень некрасивы по исполнению! Всё, отбой! Спокойной ночи!

Начмед выключает верхний свет и выходит. Больные стонут, шевелятся. Васьков стоит, смотрит в тёмное окно, чертыхается, потом ложится.

ВАСЬКОВ  (Кутузову). Потише! Из-за тебя я полночи уснуть не могу. В моей голове твои стоны как в колоколе отдаются!

КУТУЗОВ  Как же ты на стрельбище сможешь служить?

ВАСЬКОВ  Не знаю.

АРШИНОВ  Уши ваткой заткни.

ВАСЬКОВ  Откуда прикажете вату взять? Я как-то просил Риту-дурынду принести пакетик медицинской ваты.

АРШИНОВ  Ну и?

ВАСЬКОВ  Принесла в кармане сбитый комок какой-то субстанции серо-коричневого цвета — с пылью, опилками, крошками… Даже в списанных матрацах вата лучше. Пахла пылью!

КУТУЗОВ  Принесла ватин, чтобы ты её больше никогда и ни о чём не просил. Мне ночью больнее становится… Прости, друг, постараюсь стонать тише…

Пауза. Палата затихает, больные приглушённо стонут. Входит Дурында с тележкой для уколов, включает верхний свет.

ВАСЬКОВ  (садится на кровати). Наступает ночь. Палата засыпает. Просыпается мафия в белых халатах.

ДУРЫНДА  Больной Васьков, готовьтесь. Лягте и оголите правую ягодицу.

В палату входит Ангел-хранитель, скидывает белый халат, под ним — вечернее платье.

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  (негромко). Здравствуйте, мальчики!

ВАСЬКОВ, КУТУЗОВ  (хором, приглушённо). Здравия желаем!

ДУРЫНДА  (Ангелу-хранителю). Ага, здоровеньких ей подай! Ты не волонтёрша, а блядь! Массажистка она! Предъяви диплом массажиста!

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  Дура ты, Рита. Я тяжёлых выхаживаю.

ДУРЫНДА  (сердито). Больной Васьков, готовьтесь, сказала!

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  У него не булка, а сплошной синяк. (Дурынде.) И не называй Васькова больным: он здоровый! У него машина есть! Отойди, я сначала помассирую.

ВАСЬКОВ  (Ангелу-хранителю). Она мне всегда самые тупые иголки втыкает и дёргает в стороны. Очумелые ручки, кровь потом хлещет…

ДУРЫНДА  Помассирует она, ага! Заодно похабные анекдоты из армейской жизни расскажи. Я на тебя рапорт напишу!

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  (Дурынде). Отойди! Расскажу и похабные, они даже лучше для поддержания тонуса: мобилизуют жизненные силы. Раненым… — любым тяжёлым больным — для скорейшего выздоровления нужно видеть хоть какую-то перспективу. Не помнишь разве, лейтенант тяжёлый летом покончил с собой. Когда в палате катается такое бревно, как ты, из окна выпрыгнешь! А окажись рядом я, остался бы жив.

ДУРЫНДА  Ну и выпрыгнул! Инвалиды-колясочники стране нужны, как же! Нам пенсий на здоровых-то не хватает.

КУТУЗОВ  (Дурынде). Кому «нам»? Как тебя взяли медсестрой в военный госпиталь?.. Что за страна такая на наши головы?! Один салага в военной форме ёмкость с кислотой не на штатное место поставил, эта дурында готова раненого офицера в кровати добить… Делай уже скорее и уходи!

Закончив массаж Васькова, Ангел-хранитель подходит к кровати Аршинова, присаживается на стул. Берёт полковника за руку, гладит её, улыбается, молчит.

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  Юлия Александровна сказала, что вы покушались на самоубийство. Не цените жизнь?

АРШИНОВ  Свою — нет.

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  А мою?

АРШИНОВ  Вашу ценю. Будьте счастливы!

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  Ну, это как повезёт. Будем пробовать?

АРШИНОВ  Вы о чём?

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  Полюбить жизнь заново. Такое, представьте, нередко случается. Иногда даже способствует свадьбе. Ну как? Или мне уйти?

АРШИНОВ  Нет! Я… давно не видел рядом с собой красивой женщины. Посидите рядом, пожалуйста, массируйте…

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  Может быть больно. Я видела вашу медицинскую карту.

АРШИНОВ  Физическую боль я терплю.

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  Я просто помассирую грудь и живот. (Запускает руку под простыню.) А шрам откуда?

АРШИНОВ  Это давно, с горячей точки привёз.

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  Да вы боевой!

АРШИНОВ  Был, да весь вышел…

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ   Вы ещё поплачьте на моей груди. Не люблю нытиков.

АРШИНОВ  Виноват.

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ   Рано списываете себя. Генерала не присвоили, дивизию не дали, жена не приехала… Разве это повод, чтобы застрелиться? Мало ли не дослужившихся до генерала? Мало ли брошенных мужей? А мне вы нравитесь.

АРШИНОВ  Правда?

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  Правда. Какой смысл мне врать. Я диагнозы о «стабильно тяжёлом состоянии» не ставлю.

АРШИНОВ  Действительно, зачем вам мне врать… Больные, как я понял, вас обожают.

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  Знаю. А вы?

АРШИНОВ  Ну, я! Я старый, жена, дети, внуки…

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  Я разве про жену спросила? И где ваша офицерская жена? Ау, жена? Ей из воинской части должны были немедленно сообщить, у вас нет секретности, я порядок знаю. Муж лежит обожжённый — поддержала бы. Я, Сергей Сергеевич, всё про вас знаю: полковнику никто не пишет, полковника никто не ждёт. Вы путаете форму и содержание. У вас жена есть только формально, а по содержанию вы стареющий холостяк. И трусите признать этот факт. Знаю: нет у вас детей — врёте окружающим и себе. Вот Васьков не лукавит, не скрывает, что вместо семьи у него машина.

ВАСЬКОВ  Никак нет: машина не вместо семьи! Я ещё, может, найду невесту и…

АРШИНОВ  (Ангелу-хранителю). Вы меня решили не воскресить, а добить.

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  Лечить правдой — это всегда больно.

АРШИНОВ  Представляю, как вы меня, плаксу, сейчас презираете…

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  Пока вы физически больны, пока у вас ослабевший дух, перегоревшая воля, в моих глазах у вас есть хорошая скидка. А вот если поднимитесь и останетесь нынешней плаксой, начну вас в душе презирать и вслух позорить.

АРШИНОВ  Спасибо за откровенность. Так мне и надо, расклеился… Я не плакса! (Дурынде.) Делай мне процедуры, только молча!

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  Вам всего-то пятьдесят два, времени для жизни полно. Попробуете воскреснуть?

АРШИНОВ  Так точно!

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  Обещаете мне с нелюбимой женой развестись?

АРШИНОВ  Не знаю, как это сделать.

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  Я помогу! Напишите заявление на развод, а мне дадите доверенность, нотариуса вызовем, дальше я всё сама сделаю. (Кивнув на кровать Столярова и перейдя на шёпот.) Он нас слышал. Как посоветуете, мне подойти к нему? У Ивана здесь мама ангел-хранитель, я ещё ни разу к нему не подходила. Хорошая, между прочим, женщина — вот мать и жена! Хотела бы я быть такой…

АРШИНОВ  Подойдите.

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  Ладно, пошла. (Ангел-хранитель переходит к кровати Столярова, присаживается на стул). Ваня, ты меня слышишь? (Столяров кивает, делает движение, означающее, что слышит.) Поболтаем? (Отвечает: Да.) Я Светлана, боевой позывной «Светлячок». Двадцать два года. Рост сто семьдесят пять. Блондинка. Грудь третий номер, сто десять сантиметров, талия семьдесят, бёдра сто десять. Ножки ровненькие, полненькие, круглые коленки, кожа шелковистая, гладить одно удовольствие. Фигурка нравится? (Да.) Легко делаю продольный и поперечный шпагат — представь меня в таких позах. Представил? (Да.) У тебя невеста есть? (Нет.) А была? (Да.) Бросила тебя, узнав о ранении? (Да.) Я в этом не убеждена, фактов нет, но если вдруг это так, ты везунчик! Значит, не офицерская жена! Тошно даже представить, если бы женился на ней, завёл детей, а она чуть что к более выгодному сбежала. И сидел бы ты, боец, у разбитого корыта или лез на рожон, из-за семейных неурядиц смерти искал, как полковник Аршинов. Ты хоть раз видел невесту обнажённой, трогал и целовал всю? (Нет.) Гладил хотя бы, обнимал? (Нет.) Да у вас, считай, ничего и не было. Умозрительная невеста! Таких может быть не счесть, я, например! Зато сейчас перед тобой открывается новая жизнь! По секрету скажу: тебе, Иван, присвоили капитана, на днях зачитают приказ. И дали героя России — в закрытом, конечно, варианте, но героя! Ты сегодня единственный в Ожоговом центре госпиталя герой России! Лучше всех воевал! После такого ранения от оперативной работы тебя отстранят, зато будешь инструктором — твоей маме, новой невесте и будущей семье это только в радость! Давай, поднимайся скорее, настраивай себя: я встаю! я встаю! Через неделю-полторы снимут повязку с глаз и начнёшь говорить. Хочешь увидеть самую красивую девушку в мире? (Да.) Я тоже хочу тебя увидеть… Ты герой, защитник, не плакса — чем не жених для любой порядочной девушки… Прикажи себе: я хочу Свету видеть! Хочу Светлячка видеть! Хочешь? (Да.) Я тоже. Всё будет хорошо. Ты мне веришь? (Да.) Ты далеко не самый тяжёлый в госпитале, скоро поправишься, так все врачи говорят. Соберись с духом и выздоравливай. Я завтра к тебе приду. Музыку принесу, будешь слушать и только меня, светлячка, вспоминать. Договорились? (Да.) Ну, боец, до завтра!

Васьков садится на кровати, Аршинов приподнимается на локте, Кутузов тоже хочет привстать, все смотрят на Ангела-хранителя. Ангел-хранитель прикладывает палец к губам, сокрушённо качает головой и выходит из палаты. Вслед за ней, закончив процедуры и потушив верхний свет, выходит с недовольным видом Дурында.

Пауза. Больные засыпают не сразу, переваривают услышанные разговоры, стонут, бормочут. Окна светлеют. Входят Начмед, Санитар и Дурында, включают верхний свет.

НАЧМЕД  Доброе утро честной компании!

КУТУЗОВ, ВАСЬКОВ, АРШИНОВ  Доброе утро!

НАЧМЕД  (Санитару). Столярова на перевязку.

Санитар выкатывает кровать Столярова из палаты, тот стонет.

КУТУЗОВ  А где Надежда Сергеевна? Она всегда приходит раньше утреннего обхода, провожает сына на процедуры.

НАЧМЕД  У неё в деревне что-то стряслось с домом, уехала, к обеду обещала вернуться, до её деревни час на автобусе.

ВАСЬКОВ  Значит привезёт цветы, я просил! А уважаемая Юлия Александровна обеспечит нас вазой. Или мне самому сосуд раздобыть?

НАЧМЕД  (Дурынде). Рита, принесёшь из ординаторской вазу с водой и скальпель — подрезать стебли. (Осматривает Кутузова.) Жалуйся, Ковригин, тебе разрешаю.

ДУРЫНДА  Всё я! Я, между прочим, персонал медицинский, а не хозяйственный. Есть завхоз, сестра-хозяйка…

НАЧМЕД  Могу сделать хозяйственным, штатное расписание позволяет.

ДУРЫНДА  Не надо хозяйственным! Принесу. Должны будут…

КУТУЗОВ  (Начмеду). Не могу лежать на спине: зад болит сильней ожогов.

ВАСЬКОВ  (Начмеду). А вы ему в зад вставьте вибратор, или как он у вас по- научному называется, и он забудет о боли, перестанет по ночам стонать.

НАЧМЕД  (Кутузову). Васьков по госпиталю шляется, всюду суёт нос, узнал: есть у нас один прибор, кровь хорошо разгоняет, он мало опробован, пока на стадии клинических испытаний. Из побочных эффектов — вызывает сильное возбуждение.

ВАСЬКОВ  (Кутузову). Счастливчик: и жену вспомнишь, и науке послужишь. На голове рога, в заднице вибратор жужжит — боевой офицер, красавец!

КУТУЗОВ  (Начмеду). Делайте, чтó надо.

НАЧМЕД   Сначала проверим на трещину. Я позвоню в процедурный, запишу тебя на внеочередной массаж, пролежней нельзя допустить.

Начмед, Санитар, Дурында заканчивают работу и выходят.

ВАСЬКОВ  Товарищи офицеры, а не пора ли нам серьёзно поговорить о бабах, в смысле о дамах?

АРШИНОВ  Если серьёзно, то, наверное, о любви.

ВАСЬКОВ  Любовь и стоны от боли несовместимы!

КУТУЗОВ  Почему? Любовь и на том свете, может…

ВАСЬКОВ  Отставить! Больной, он, да, цепляется за своё воображение нежных чувств, ищет в даме эмоциональную поддержку, а как выздоровел, мозги прояснились — и своей дорогой ать-два. В любом случае, говорить о любви — это, Кутузов, не с тобой: ты со своими рогами ни в какие ворота не пролезешь, разве бочком — какая тебе любовь?!

КУТУЗОВ  Нет у меня рогов! А любовь есть!

ВАСЬКОВ  Как это? Твоя супружница на каждом новом месте службы по полгарнизона через себя пропускает, наслышан.

КУТУЗОВ  Это не измена!

ВАСЬКОВ  Ну, расскажи!

КУТУЗОВ  После военного училища я прибыл в часть, в Жиганск, это на Лене, за Полярным кругом. Командир спрашивает: холостой? Так точно! За Полярным кругом свободных женщин нет, говорит, — одни ракеты и вечная мерзлота. Приказал в первый же отпуск привезти с Большой земли жену. Это приказ! Отпуск. Прилетел на континент, пошёл в окружной дом офицеров на танцы. В мужском туалете наткнулся на троих курсантов, они затащили девчонку, маленькую, рыжеволосую, зеленоглазую, та не сопротивлялась, блаженно улыбалась им в глаза, будто не понимала, чтó сейчас с ней будут делать. Мне вдруг стало её до смерти жалко. Сказал курсантам, она моя невеста, растолкал их, отобрал девочку, вывел на улицу, куда тебя проводить, отвечает: не знаю. Расспросил — восемнадцать лет, только что закончила школу, не работает, не учится, живёт где попало, родителям-пьяницам всё равно, отказались от неё. Пойдёшь за меня замуж, уедем далеко-далеко. Пойду. Вот и всё!

АРШИНОВ  Привёз в часть, и оказалась Мессалиной… Нет, скорее Пашей из «Ямы».

ВАСЬКОВ  Знаю я одного Пашу, только из «Погребка» — кабака у жэ-дэ вокзала.

АРШИНОВ  (Васькову). Паша из повести Куприна «Яма». Недавно под паршивое настроение перечитал. Трагический образ в самом страшном романе русской литературы. Паша — проститутка-нимфоманка. Товарки её презирали, а клиенты ценили: отдавалась им исступлённо, с болезненной жадностью, с непритворной страстью. В дом терпимости пошла не по жизненным обстоятельствам или слабоволию, как остальные, а в согласии со своей порочной натурой.

КУТУЗОВ  Никак нет! Неправильно называть Пашу и мою жену порочными натурами. Порок — социальная категория. Такова природа этих женщин, природа! Она в каждой клетке сидит. Только по домостроевским понятиям поведение моей жены считают изменой, а если судить по естеству человека — выйдет норма. Я об этом думал лет десять. Моя жена физически не в состоянии верность хранить. Это не её волевой выбор, поэтому я не рогоносец!

АРШИНОВ  Согласен. Зато я рогоносец давно…

ВАСЬКОВ  Опаньки! Проясните товарищам.

АРШИНОВ  Супруга после свадьбы месяца три пожила со мной в гарнизоне, потом умотала в Москву и с тех пор где-то перед кем-то задом вертит, за деньгами иногда приезжает. Мои рога — неизбежное приложение к её характеру, образу жизни и профессии. Лет пятнадцать не спал с ней…

КУТУЗОВ  А до свадьбы не любили что ли?

АРШИНОВ  Не знаю, не помню. В суворовском учился — девчонок вообще не видел. Никаких пионерлагерей, танцев-шманцев-обжиманцев. До сих пор не танцую — топчусь. Училище — та же казарма. Кого было любить? Здесь, в палате, я хуже всех получаюсь: и не любил, и бездетный, и рогоносец… (Кутузову.) Ты хоть ценишь свою любовь, пусть странную, держишься за неё, всё какая-то привязка к жизни…

ВАСЬКОВ  (Аршинову). Ваша службе хотя бы не мешала. (Кутузову.) А твоя продвижение по службе тормозила: без неё был бы уже подполковником. Ей место в психиатрической клинике. 

КУТУЗОВ  (Васькову). Там залечат насмерть.

ВАСЬКОВ  (Кутузову). А чего не разведёшься? Или у вас всё же дети есть?

КУТУЗОВ  Нет детей: она не может, в шестнадцать лет неудачный аборт… Люблю я её! Не хочу разводиться — и всё!

АРШИНОВ  (Кутузову). Тебе впору позавидовать. Любишь…

ВАСЬКОВ  Позавидовать? Да над Кутузовым все угорают, даже рядовой состав и гражданские.

КУТУЗОВ  Не все! Одни дураки и кто сам не любил. Умные понимают: в стране полно ушлых людей, они следят за каждым из нас, просеивают русских простаков, выдёргивают из общества слабые звенья и заставляют работать на себя. Моя слаба на передок — для рабовладельцев-сутенёров это безопасный источник дохода, а что проституткой она скоро сдохнет в больнице или под забором, их не волнует. Как я, одноглазый калека, инвалид с пенсией и неопределённым жильём, теперь её защищу?.. Глазу конец, будут вставлять стекляшку. Нашёлся бы добрый человек, пристроить её к кому…

ВАСЬКОВ  (передразнивает Кутузова). «Защищу»… Стеклянным даже лучше целиться: не моргнёшь, не слезится. (Ржёт, но, видя реакцию Кутузова, обрывает смех.) Прости, Кутузов. (Стонет.) Голова разболелась от ваших непутёвых баб… Нет, я серьёзно! Твоя даже не потрудилась ни разу приехать, навестить своего защитника. (Аршинову.) А к вам почему никто не пришёл? Что за дела: уже легкораненые полковники никому в стране не нужны!

АРШИНОВ  Родители рано погибли, окончил суворовское, потом сразу военное училище, ничего не умею, одно — воевать. Да и воевал, наверное, плохо: генерала так и не присвоили, документы в минобороны второй год лежат. А супруга изначально видела себя генеральшей…

ВАСЬКОВ  Вы, значит, для жены оказались плохой. Так разведитесь! И Светлячок говорит. Не любите же как Кутузов свою. О! Чего далеко искать! Женитесь на Надежде Сергеевне! Вы ей пришлись по душе, очков не надо.

Аршинов задумывается. Васьков отходит к Кутузову, напевая песенку: «Полковнику никто не пишет, полковника никто не ждёт…» Санитар закатывает кровать со стонущим Столяровым и сразу выходит из палаты. Кутузов берёт с тумбочки и читает журнал.

ВАСЬКОВ  (Кутузову). Опять ты читаешь этих педиков! Журнал позапрошлогодний!

КУТУЗОВ  А в этом году педики пишут другое?

ВАСЬКОВ  Не юли, отвечай на вопрос прямо, как товарищ полковник: почему к тебе не ходит любимая, как утверждаешь, жена?

КУТУЗОВ  Вряд ли она знает, что я в госпитале. И невеста Столярова тоже, как моя, может не знать о его ранении. Он явно спецназовец, привезли откуда-нибудь из Сирии, из Африки, а ей могли сообщить: погиб при исполнении или попал в плен к джихадистам, моджахедам, диким племенам и, скорее всего, казнён. У меня, связиста, есть… были допуски секретности: самому не раз приходилось передавать ложную информацию…

ВАСЬКОВ  Чтобы скрыть местопребывание бойца?

КУТУЗОВ  Или даже утаить, что он вообще жив.

ВАСЬКОВ  (Кутузову). Если так любишь свою, кому же ты мстить собираешься? Записался в инвалидную команду, а мстить некому.

КУТУЗОВ  Я за компанию — вам помогать. Если даже не сдохну и стану когда-то ходячим, жену скорее всего потеряю. Ей нужно тёплое гнёздышко, где можно на время спрятаться, отдохнуть, почистить пёрышки, а потом опять пускаться во все тяжкие. А какое я теперь ей гнёздышко, меня Рита-дурында пользует…

АРШИНОВ  Мне тоже мстить некому. (Васькову.) Видишь, мы всё-таки говорим о любви, не о дамах. (Столярову.) Спецназ, ты нас слушаешь? (Столяров кивает головой.) Ты любил свою невесту? (Столяров то кивает, то мотает головой.) Не понял. Ты и сейчас её любишь? (Кивает.) Но твоя-то не с особенностями физиологии, как у Ковригина, и не моя… «артистка», твоя, как я понял, реально бросила раненого бойца.

ВАСЬКОВ  В офицерские жёны, выходит, не годится. За что её любить? Мстить не хочешь? (Столяров мотает головой.) Ну правильно: офицеру бабе мстить… Ладно, команда мстителей отменяется. Тогда, может, партизанский отряд?!

АРШИНОВ  Колонны вражеских бензовозов взрывать? Чьи? Блок НАТО Россию ещё не оккупировал.

ВАСЬКОВ  Скучно же! (Аршинову.) Нас с Кутузовым и спецназом, скорее всего, спишут, а вы-то ещё послужите. Генеральскую звезду кинут.

АРШИНОВ  Вряд ли: академии не кончал. А теперь в личное дело, поди, уже влепили инцидент с бензовозом как покушение на самоубийство. Я конченый, как мы все здесь. Ходим в утку, слушаемся старшую по палате Риту-дурынду… Вот уж не ожидал я, что в невоюющей армии так много раненых, контуженных и больных.

ВАСЬКОВ  Спокойно, товарищ полковник, Света-Светлячок мне в коридоре шепнула: Юлия Александровна обещала не вписывать в вашу медицинскую карту и не сообщать военному прокурору о подозрении на покушение.

АРШИНОВ  Спасибо, Васьков, я твой должник. Это меняет дело…

ВАСЬКОВ  Итак, товарищи офицеры, подведём итог. От одного невеста сбежала, узнав про ранение. У другого жена больная на одно место, родить не может. У третьего супруга, изображая из себя артистку, четверть века шарится по зарубежам, служит «высокому искусству», а не воюющему мужу-офицеру. Я холостяк, то есть самый незамороченный так называемой семьёй и любовью. У четырёх русских офицеров детей нет. И с любовью, и без любви русский офицерский корпус вырождается. Объективный вывод: любовь и армия несовместимы! Как хочется выпить… Отставить! Дисциплина прежде всего: побреюсь и на перевязку. От Риты-дурынды вазы для цветов не дождёшься, сам раздобуду.

Васьков выходит. Через некоторое время он возвращается с Надеждой Сергеевной и вазой, в которой стоят цветы.

ВАСЬКОВ  Внимание, товарищи офицеры! У Столярова появился мотив идти в партизанский отряд: у его мамы усадьбу сожгли и бульдозером в овраг сгребли. Только в разбитой оранжерее несколько цветов сохранились, бандитам красота не нужна.

КУТУЗОВ  Сожгли, разбили, сгребли… В части или в зоне боевых действий жить ещё как-то можно: противник есть, цели. А как на гражданке окажешься: ни командиров, ни целей — другая страна, другой мир, не наш.

АРШИНОВ  Этого мы не должны так оставить…

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  Отвоевались… (Аршинову.) Я сыном горжусь: офицер, служит родине! Если для вас, офицеров, гражданка — это «другая страна», мне, матери, чтó теперь прикажете делать?

АРШИНОВ  Я не знаю, чтó делать. Знал бы, не валялся здесь.

ВАСЬКОВ  (Надежде Сергеевне). По-житейски мы вас понимаем, только не знаем, чтó делать в принципе. Кутузов?! Пока вибратор не вставили и не улетел к любимой жене, скажи своё слово. Что-то же надо делать! 

КУТУЗОВ  Создать партию справедливости и победить на выборах президента. Не знаю я!

ВАСЬКОВ  (Аршинову). Товарищ полковник! Ни служить, ни жить не дают! Что делать?

АРШИНОВ  Думаю, нужно связаться… с кем-то, найти, кто согласится вписаться, пока мы здесь отдыхаем… (Пауза. Надежде Сергеевне.) А чтó произошло с вашим сыном?

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  Ваня служил в хозроте, заведующим складом. Когда склад загорелся — причину ещё не установили, он приехал тушить, вытаскивал имущество, а всё уже рушилось, его и завалило…

Аршинов вопросительно смотрит на Кутузова и Васькова, те отрицательно мотают головами.

ВАСЬКОВ  (Аршинову, приглушённо). У нас сотовые отобрали, когда в палату привезли «хозроту».

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  Главврач просила моего разрешения держать сына в госпитале под чужой фамилией — Столяров, — это пока ведётся уголовное дело: тайна следствия.

АРШИНОВ  На легенду похоже…

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  Что вы, нет. Он даже когда бредит, всё про имущество: «груз двести», «минус три»… Сын ранен, лежит, уголовное дело, я осталась без всего…

КУТУЗОВ  И у моей невесты приданного не было, ходила в дырявых колготках. (Васькову, передразнивая.) А любовь и имущество несовместимы?

ВАСЬКОВ  Не умничай!

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  (Аршинову). Но плакать не буду, не имею права. Да теперь нам с Ваней дом в деревне не очень-то нужен: какой там уход за раненым! У нас даже фельдшерского пункта нет, давно закрыли.

АРШИНОВ  (Надежде Сергеевне). Мы с вами в чём-то похожи — погорельцы…

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  Это вы про то, что хотели у бензовоза сгореть? Слабину дали один раз — это не считается.

АРШИНОВ  Если бы один. Женой почти четверть века повязан, сколько раз хотел порвать, всё развожусь.

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  А где же ваши друзья?

АРШИНОВ  Одного списали из армии по состоянию здоровья, второго уволили по сокращению — теперь дачник-затворник, рыболов, адреса не знаю, не хочу такой судьбы, третий пропал где-то в плену. Хотя я тоже будто в плену…

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  У семьи?

АРШИНОВ  Семья! Когда был помоложе, в моей части двое сокращённых офицеров застрелились. Были у них и родители, и жена, и дети — никто не остановил. Вот и семья!

ВАСЬКОВ  Отставить пессимизм! Кутузов, через десять минут невесты придут! Петь-танцевать для нас будут! Готовим подарки: я — цветы! Может, какой артистке и свиданку назначим. Я разведал: в госпитале тёмных закоулков полно!

КУТУЗОВ  А сколько невест?

ВАСЬКОВ  Две — для нас с тобой. А потом и мы с товарищем полковником в их палату с ответным концертом придём. У меня репертуар — закачаешься! Я сначала станцую, потом спою песню Высоцкого о госпитале: «Жил я с матерью и батей // на Арбате — здесь бы так! // А теперь я в медсанбате // — на кровати, весь в бинтах… // Что нам слава, что нам Клава // — медсестра — и белый свет!.. // Помер мой сосед, что справа, // тот, что слева, — ещё нет». Потом товарищ полковник, как самый трагично настроенный, прочтёт о госпитале бодрящие сентенции…

АРШИНОВ  Я самый трагично настроенный? Ковригин же тоже сдохнуть не прочь.

ВАСЬКОВ  Никак нет! У Кутузова жена — любимая женщина, а у вас, как я уразумел, чистый крысиный яд.

АРШИНОВ  Списали меня… А вдруг я восстану из пепла.

ВАСЬКОВ  Вот прочтёте трагичным тоном номер про госпиталь, женитесь на Надежде Сергеевне — и восстанете.

АРШИНОВ  (смущённо). Я Надежды Сергеевны не достоин. Читай свои бодрящие о госпитале: заинтриговал.

КУТУЗОВ  (Васькову). Про любовь есть?

ВАСЬКОВ  Отставить: любовь и госпиталь несовместимы! И вообще любви в природе нет, есть помрачение рассудка, выдумки больного воображения! Итак, для артиста-чтеца бодрящих сентенций. Списал у одного сатирика. Представьте себе: родные и близкие посетили своих больных в госпитале, вернулись домой и рассказывают (Берёт бумажку, читает.) «В госпитале врачи нас успокоили: инфаркт протекает нормально!» (Столяров начинает дёргаться и стонать.) «В госпитале врачи нас успокоили: больному даже назначили холодные грязевые ванны для лучшей адаптации к сырой земле». (Начинает смеяться Аршинов.) «В госпитале врачи нас успокоили: подпишите вот здесь, и мы собьём больному температуру хоть до комнатной».

Все больные смеются, стонут от боли.

КУТУЗОВ  Васьков, отставить смех!

ВАСЬКОВ  Плакаться на женской груди нельзя, смеяться нельзя — не дом отдыха, а казарма какая-то! (Читает.) «В госпитале врачи нас успокоили: ничего, реабилитируемся на вскрытии!»

АРШИНОВ  Могильный юмор…

ВАСЬКОВ  Армейский! (Читает.) «Когда к больному вернулось сознание, о себе врачам он сообщил: тупой как баран, злой как собака, упрям как осёл, пашет как лошадь, доят как корову… — ну и перевели его в ветеринарную клинику». Кутузов, не умирай: есть, есть и про любовь, для тебя подобрал. «В госпитале врачи нас успокоили: кальций больному колоть перестали, рога уже не растут».

Кутузов резко прекращает смеяться, пытается отвернуться, стонет.

АРШИНОВ  Нет у Ковригина рогов.

ВАСЬКОВ  (Кутузову). Прости, друг! Мне обидно, чего твоя Мессалина ни разу не навестила раненого мужа? Сразу не нужен стал? Сам рассказывал: она в гарнизонах никогда не работала, значит, живёт за твой счёт.

КУТУЗОВ  Говорю же: скорее всего, она даже не знает, что я здесь. За пару дней до моей серной кислоты сорвалась из гарнизона. Пропадает иногда неделями, а то и целый месяц, бесполезно искать, пробовал. Хотя это не важно: она всегда незримо со мной…

АРШИНОВ  Не то, чтобы счастливчик, но и не я…

Начмед и Санитар вводят в палату Артистку. Она заклеенная, в наряде явно с чужого плеча и с чужой ноги.

ВАСЬКОВ  Одна?! Юлия Александровна, вы же обещали двух артисток — поющую и танцующую!

САНИТАР  Поющая на костылях не дошла, на днях ей протез поставят — придёт.

НАЧМЕД  Перед вами, товарищи офицеры, Вера, прапорщик, служила в горячей точке связисткой, попала в плен, издевались, били, не выдала, за это моджахеды, или как их теперь, отрезали ей язык. На днях чудом бежала. Это её первое выступление на публике. Берите пример с девушки, плаксы!

ВАСЬКОВ  (Артистке). Вера, я не плакса! У меня есть машина, сама стреляет и попадает. От меня все бегут! (Артистка улыбается Васькову, кивает, говорит что-то невразумительное.) Ещё бы понять, чтó говорит…

НАЧМЕД  Женись на Верочке, и очень скоро научишься понимать.

ВАСЬКОВ  Вам сразу женись! Языка же нет.

НАЧМЕД  Отрастёт через несколько лет.

ВАСЬКОВ  Как это?!

НАЧМЕД  Отрастёт язык, говорю, проверено ещё папской инквизицией в средних веках.

КУТУЗОВ  Тогда и у меня, может быть, новая голова отрастёт — стану Змеем Горынычем!

НАЧМЕД  Зачем тебе жена с длинным языком — ты сам болтун. А когда отрастёт, тебе уже всё равно будет: или полюбишь, или привыкнешь к жене, как к машине своей. Между прочим, готовая тебе боевая подруга!

ВАСЬКОВ  Логично. Точно в цель! Да, я болтун, и что? У каждого свои недостатки. Вера, вы мне понравились, при всех рапортую!

НАЧМЕД  Верочка, выйдешь за майора Васькова? Он нормальный мужчина. Ты слушать умеешь? (Вера охотно кивает.)

ВАСЬКОВ  Верочка, а что вы будете нам танцевать?

САНИТАР  Репетировала восточный танец, я ей музыку из дома принёс.

ВАСЬКОВ  Танец живота?! Перед незнакомыми мужиками вертеть бёдрами?!

КУТУЗОВ  Домостроевец. Восточный танец — не обязательно танец живота у шеста, ты ночной клуб и больничную палату не путай.

НАЧМЕД  Ещё не женился, а уже ревнует.

САНИТАР  Вера на Востоке в плену была, подглядела нечто аутентичное, сейчас исполнит.

АРШИНОВ  (Васькову). Ты нам так ответный концерт сорвёшь.

ВАСЬКОВ  Аутентичное?! (Артистке.) А наш вальс вы вытанцуете? (Та кивает.) Это товарищ полковник топчется, а я лучший танцор в части. (Начмеду.) Разрешаете? (Начмед сначала сомневается, потом кивает.) Ура! Полгода не танцевал! (Санитару.) Найди-ка нам, голубчик, вальсок, да получше! Устроим показательное выступление!

Артистка вынимает бумажку и ручку, что-то пишет и передаёт Санитару.

САНИТАР  Есть у меня такой вальс! (Ищет в своём гаджете, объявляет.) Пара, на сцену!

Санитар включает музыку вальса из фильма «Мой ласковый и нежный зверь». Васьков и Артистка танцуют, Начмед напряжённо смотрит на танцующих, подходит ближе. В конце танца у Васькова кружится голова, он начинает спотыкаться, потом заваливается. Санитар не даёт ему упасть, они с Артисткой и Начмедом отводят Васькова на его кровать, укладывают. Санитар выключает музыку.

ВАСЬКОВ  (стонет и бредит). У меня есть машина… Сама стреляет… От меня все бегут… (Отключается.)

НАЧМЕД  Концерт переносится. (Обеспокоенной Артистке.) Четверть часа покоя — и Васьков очнётся. И вообще скоро выздоровеет. Чего это я! Ты же сама прошла через огонь и воду, не из пугливых. А за медными трубами, если майор понравился, приходи сюда. Я пять-шесть свадеб в год в госпитале играю, уволят со службы — в свахи пойду, глаз намётан… (Санитару.) Вези обед.

Санитар церемонно вручает Артистке цветы под аплодисменты Аршинова и Надежды Сергеевны. Санитар, Начмед и Артистка выходят.

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  (подойдя к Аршинову.) Вас покормить?

АРШИНОВ  Я сам, руки-ноги целы. Лучше Васькова.

КУТУЗОВ  Он сам в столовую дойдёт. Сейчас отлежится и встанет.

АРШИНОВ  Он же упал.

КУТУЗОВ  Первый раз что ли. Юлия Александровна сказала: когда у Васькова голова кружиться перестанет, значит выздоравливает.

АРШИНОВ  (Надежде Сергеевне). А невеста знает, чтó с вашим сыном случилось?

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  Зачем он теперь этой цаце. Не хочу, чтобы она увидела Ваню таким. Там папа академик, совсем другой круг. Они случайно познакомились в самолёте. Для неё, почитаю, Ваня умер. Я когда сегодня уезжала, просила своих соседей: если явится из города девушка, пусть скажут, что я уехала за обожжённым сыном ухаживать.

АРШИНОВ  Сурово.

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  Жизнь сурова и на гражданке. Лучше сразу обрезать, чем дать слабину, и потом тянуть, мучиться.

КУТУЗОВ  И ничего не лучше! Надо тянуть, тогда, может, и вытянешь. За семью биться надо!

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  (Аршинову). Вы тоже считаете так?

АРШИНОВ  У меня, по большому счёту, собственной семьи не было никогда. Так, пустая формальность, для анкеты.

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  А я как мужа прогнала, осталась одна: в деревне своих мужчин нет, а с нелегалами и отдыхающими летом на озере путаться брезгую.

КУТУЗОВ  Вы, Надежда Сергеевна, ещё очень даже! Вот, товарищ полковник перестанет трусить перед институтом нормальной семьи и сделает вам предложение.

АРШИНОВ  Спасибо, помог сформулировать, чтó мне надо. (Надежде Сергеевне.) Так вы остались без крыши над головой… и без денег?

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  Да. Я, Сергей Сергеевич, теперь бесприданница. Всё имущество сгорело вместе с документами, семейными фотоальбомами… — всё. Юлия Александровна обещала позаботиться…

КУТУЗОВ  В смысле?

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  В смысле, чтобы какие-то деньги и вещи для меня собрали по линии областного женсовета и комитета солдатских матерей. Как-нибудь начнём жить заново. Я не убита горем: сама не сгорела, сын жив — выкарабкаемся, на свете полно добрых людей. Поживу у подруги.

АРШИНОВ  Для героя клянчить деньги с телеэкрана у сердобольных людей? Позорище!

Входит Начмед, за ней идёт Прикрытие, у того перевязано горло. Вослед входят Дурында и Санитар, он двигает тележку с кастрюлями и тарелками, подкатывает её к кровати Кутузова.

НАЧМЕД  Пополнение в честную компанию! (Подводит Прикрытие к средней кровати.) Вот ваше место.

Прикрытие внимательно осматривается, как бы прицеливается: дверь, окна, останавливает взгляд на кровати Столярова, потом знаком показывает Начмеду, что его кровать нужно повернуть ногами к двери. Санитар и Дурында после кивка Начмеда разворачивают кровать.

ВАСЬКОВ  Примета плохая — ногами к двери. Так и выкатят.

НАЧМЕД  Здесь нет зоны, не раз проверяли. (Прикрытию.) А сейчас идите в столовую, дорогу знаете. (Прикрытие кивает и быстро выходит. Дурынде.) Больной на процедуры будет ходить сам. У него галлюцинации на почве поиска всего спрятанного. Возьми учебник и прочти главу «Галлюцинации», завтра спрошу. Товарищи офицеры, к новенькому с расспросами не приставать, говорить он не может, как Столяров, на странности пребывания и поведения не обращать внимание! Я сама больного не осматривала, доставили и определили в вашу палату по приказу начальства. О нём никто ничего не должен знать, не болтайте. (Дурынде.) Тебя касается в первую очередь: по госпиталю не болтать!

ДУРЫНДА  Я уже поняла, какой он больной: побежал в столовую рысью, конь!

ВАСЬКОВ  (очнувшись, стонет, садится на кровати). Тошнит… Вера… Вера, Надежда… осталась найти здесь Любовь.

КУТУЗОВ  (передразнивает Васькова). Любовь и стоны от боли несовместимы. Кто говорил? Мою жену зовут Любовь.

ВАСЬКОВ  Так точно: «Любка-голубка» же… И Любовь, значит, есть…

НАЧМЕД  Васьков, ты пойдёшь на обед?

ВАСЬКОВ  Не хочу есть, когда голова так болит.

Начмед и Дурында уходят. Надежда Сергеевна берёт с тележки посуду и кормит своего сына. Санитар подвозит тарелки к тумбочке Аршинова, тот ест сам. Санитар возвращается к Кутузову и кормит его.

КУТУЗОВ  Новенький-то, кажется, блатной, косит от армии. Запрятали к нам подальше от военкома. Мы все как бледные поганки, а он — розовый мухоморчик. Юлия Александровна к нему, салаге, единственному обращается на «вы».

АРШИНОВ  Ко мне тоже. А, может быть, и контрразведчик: легенду отрабатывает. Будет шляться по этажам, чтобы его видело как можно больше сотрудников и больных.

КУТУЗОВ  (Васькову.) Поменьше болтай при нём, целее будем.

ВАСЬКОВ  А что ещё делать? Устав читать? Это ты педиков читаешь, веселишься.

КУТУЗОВ  Не педиков, а постмодернистов, их только тяжелобольные могут читать.

ВАСЬКОВ  Педики, постмодернисты — всё одно… Бошка кружится, лягу… (Стонет.) И ужинать не пойду…

Входит Прикрытие, несёт нечто завёрнутое в покрывало, внимательно оглядывает палату, ложится, накрывается с головой простынкой, возится под ней. Санитар в это время собирает посуду и вместе с Надежной Сергеевной выходит. За окном темнеет, на сцене медленно гаснет свет. Пауза.

Ночью в палату входит Наёмник в белом халате, светит фонариком. Обходит кровати со спящими Кутузовым и Васьковым, у кровати Столярова замахивается ножом у головы бойца, в этот момент резко поднимается Прикрытие, он в шлеме с прибором ночного видения, стреляет в Наёмника из пистолета с глушителем, тот замертво падает.

Занавес

Действие второе

Продолжение предыдущей сцены. После выстрела в палате просыпается только Аршинов, встаёт. Прикрытие включает переговорное устройство.

ПРИКРЫТИЕ  Роза, в палате «минус один». (Слушает ответ.) Есть!

АРШИНОВ  (Прикрытию). Армейская контрразведка?

ПРИКРЫТИЕ  Прикрытие ФСБ. (Снимает белый халат, под ним униформа.) Хотел, гад, отрезать спецназу голову.

АРШИНОВ  Ты полдня и полночи лежал в бронежилете?

ПРИКРЫТИЕ  Приходилось и по три дня в засаде лежать в бронежилете, мочиться под себя. (Вынимает ещё один пистолет, отдаёт Аршинову.) Держите под прицелом окна и дверь. Если появится голова или тело, стреляйте на поражение первым номером, вторым не выйдет: они на ликвидацию засылают профессиональных наёмников. Двое остались, через крышу зашли. Пароль: «пятый», ваш отзыв: «четвёртый». Всё, пошёл!

Прикрытие быстро осматривает убитого, отбирает оружие и выходит. Аршинов наводит пистолет то на окна, то на дверь, он не успеет выстрелить, когда за окном пролетит вниз тело.

ПРИКРЫТИЕ  (подаёт из-за кулис голос). Пятый!

АРШИНОВ  Четвёртый!

Входит Прикрытие, включает верхний свет. Просыпаются Васьков и Кутузов.

ПРИКРЫТИЕ  (Аршинову). Отбой! Положили всех. (Забирает у Аршинова пистолет.)

КУТУЗОВ  (увидев убитого). За Столяровым приходили? Кто их сюда навёл?

ПРИКРЫТИЕ  Мы так вели Клеопатру, чтобы она привела к нам наёмников.

ВАСЬКОВ  Клеопатра — позывной агента?

ПРИКРЫТИЕ  Никак нет, узнаете позже. Противник легко мог проверить: такая Рита-дурында выдаст всё что угодно без вознаграждения. А мы сделали всё чисто: они за невестой следили, она приехала к обгоревшему жениху сдать кожу, и мы на днях первую группу наёмников ещё на подступах к госпиталю положили. Сейчас сминусовали вторую, а больше они не полезут.

АРШИНОВ  Вы и Клеопатру прикрываете?

ПРИКРЫТИЕ  А как же! Она сейчас в палате на втором этаже, проходит обследование перед операцией.

АРШИНОВ  Так это не легенда, что она сдаст кожу?

ВАСЬКОВ  Она не ваш агент?

ПРИКРЫТИЕ  Никак нет! Клеопатра реальная невеста. Только не знает, кому отдаёт свою кожу. Ей сообщили одно: её жених обгорел и лежит в каком-то госпитале, а информацию ей не давали по причине секретности. А скоро, конечно, введём её в курс операции.

Входят Дурында и Санитар.

ДУРЫНДА  (грозно). Что тут у вас опять?!

Увидев мёртвое тело Наёмника, Дурында в обмороке падает.

САНИТАР  (Прикрытию). Вы кто такой?! Откуда тело?!

ПРИКРЫТИЕ  Слушай, санитар, мою команду: кладём тело на пустую кровать, катим на выход, в коридоре тебя встретят ответственные товарищи, передашь им тело без лишних вопросов. Исполнять!

Прикрытие и Санитар кладут тело Наёмника на кровать Прикрытия, выкатывают её в коридор. Прикрытие сразу возвращается. Дурында встаёт с пола, недоумённо оглядывается.

ДУРЫНДА  А где… где кровать? (Прикрытию.) Вы кто? Посторонним…

ПРИКРЫТИЕ  Я тот больной с галлюцинациями. Выздоровел благодаря вашему уходу и волшебным уколам, выписываюсь.

ДУРЫНДА  Вам только витамины кололи, я карту видела. Вы не больной, а блатной, от армии косите, меня не проведёшь! Ну палата мне досталась! На десять минут вздремнуть не дадут! Туфли снять, весь день на каблуках, утром опять синяки под глазами будут. В общем так: если утром уборщица найдёт что-то разбитым, пишу рапорт! (Выходит.)

ПРИКРЫТИЕ  Товарищи офицеры, прощаюсь!

АРШИНОВ  Стой-стой! Слушай… Пока Надежда Сергеевна сидела здесь с сыном, кулаки-мироеды пожгли её дом и сараи со скотом, сломали теплицу, заборы, разгородили огород, залили погреб. В общем, сгоняют женщину и мать героя с земли. Разберись, накажи, верни деньгами!

ВАСЬКОВ  Да, накажи, у нас даже сотовых нет позвонить пацанам! (Прикрытию.) А мне дай машину посмотреть, я спец по стрелковому вооружению. (Прикрытие вынимает обойму и отдаёт Васькову пистолет.) Глушитель заводской, не самоделка. Ствол тёплый. (Нюхает дуло.) Как после работы вкусно пахнет…

ПРИКРЫТИЕ  Ночные стрельбы по крышелазам. Беру с вас слово офицера о неразглашении.

АРШИНОВ  Есть ещё, думаешь, слово офицера? Ты сколько раз воинскую присягу принимал?

ПРИКРЫТИЕ  Один.

АРШИНОВ  А я два. Какому из двух слов одного офицера ты поверишь?

ПРИКРЫТИЕ  Да ну вас! (Забирает у Васькова оружие.) Меня главврач предупредила: в палате больные могут нести упадническую крамолу, пропускай её мимо ушей.

КУТУЗОВ  Подкованный, но глупый конь.

АРШИНОВ  (с напором Прикрытию). Матери бойца нужно помочь!

ПРИКРЫТИЕ  Мы не можем: он не наш.

АРШИНОВ  Не наш?!

ВАСЬКОВ  Одинаковую с тобой присягу принимал — и не наш?

АРШИНОВ  А я думал: уж этот-то точно наш. Живого места на теле не осталось, в плену был, родину защищал. И не наш!

ПРИКРЫТИЕ  Я не так выразился.

КУТУЗОВ  А ты, боец, слова выбирай, они бьют сильнее пули.

ПРИКРЫТИЕ  Ладно, скажу: его скоро перевезут в Москву, вертолёт уже заказали. Здесь мы закончили. Пусть его матерью ГРУ занимается — он их человек.

АРШИНОВ  ГРУ далеко, а мать отсюда в часе езды на автобусе.

ВАСЬКОВ  Сергей Сергеевич, да выйдем из госпиталя, сами разберёмся, чем уговаривать этого. Он и нас считает «не нашими». В армии люди попроще, яснее, чем в спецслужбах, я всегда знал!

АРШИНОВ  Пока мы выйдем, они там новый дом построят, документами обложатся. Надежду Сергеевну подруга обещала приютить на время, сын инвалид, как людям жить дальше?

ПРИКРЫТИЕ  Обещаю доложить командиру.

АРШИНОВ  Нет!

КУТУЗОВ  (Аршинову). Да он молодой, не понимает, как офицер должен служить родине. Думает, шлёпнул моджахеда, и всё — отслужил.

ПРИКРЫТИЕ  За мной уже далеко не один.

АРШИНОВ  (Прикрытию). Это тебе, молодой, сейчас взрослый экзамен по защите родины. Мать бойца — это и есть родина, самая родная родина. Внутренние враги всегда гораздо опаснее внешних. Не «доложить командиру», а бери своих друзей, поезжай в ту деревню и решай. Там власти нет: она или в кармане, или на мушке какого-то местного мироеда. Поезжай со своей пушкой и разберись. Иначе в следующий раз с тобой не поздороваюсь!

ВАСЬКОВ  И я!

КУТУЗОВ  И я!

ПРИКРЫТИЕ  Нам категорически запрещено участвовать в разборках на гражданке, меня уволят со службы. Да и оружие табельное…

ВАСЬКОВ  Отставить! Только мне, начальнику стрельбища, не говори про безоружность спецслужб: ко мне ваши командами ходят пристреливать трофейное оружие, а я — молчок! Да я тебе и свою машину отдам — стреляй в затылок бегущего гада. Моя машина тоже трофейная, в бою добыл, припрятал как раз на такой случай.

КУТУЗОВ  (Прикрытию). Думаешь, старики, как пьяные, давят на жалость, а ты будешь вечно молодым и весёлым?!

АРШИНОВ  (Прикрытию). Ты сам не сегодня-завтра можешь как мы лежать, стонать и мычать. Невеста в полусотне шагов, а считает жениха убитым. Мать не знает, что это невеста её сына приехала свою кожу на заплатки сдавать. Ты вникни в суть вещей!

КУТУЗОВ  Даже если поймаем мироеда, суд — второй глаз даю! — не поможет получить компенсацию: окажется, что поджигатель гол как сокол, будет выплачивать триста лет. Только физическое наказание за преступление! Силой выбить из гадов компенсацию или дух!

ВАСЬКОВ  По ходу мы возвращаемся к моей идее создать команду мстителей.

АРШИНОВ  (Прикрытию). В огне брода нет! Решай, как будешь родину защищать!

ПРИКРЫТИЕ  Товарищи офицеры, обещаю: выбью компенсацию и накажу мироеда!

КУТУЗОВ  Другой разговор!

ВАСЬКОВ  Молодец! Я верил. И Вера моя… А спирт у тебя есть, или водка?

ПРИКРЫТИЕ  Раздобуду и передам.

Прикрытие быстро уходит. Пауза.

КУТУЗОВ  Мы его на пафос взяли!

ВАСЬКОВ  Пусть служит родине по-настоящему!

АРШИНОВ  Пафос молодым не помешает.

КУТУЗОВ  (Аршинову). Надеюсь, у них хватит ума не валить мироеда, а…

ВАСЬКОВ  Сначала слегка пожарить, как нас. Нужно же вытрясти компенсацию. (Аршинову.) Вы, застрельщик, вы бы как поступили?

АРШИНОВ  Я бы на их месте собрал команду, истребовал у командиров отпуск по семейным обстоятельствам, поймал гада, держал его где-нибудь на параше и быстро гробил здоровье, пока не отдаст втрое…

ВАСЬКОВ  Втрое?!

АРШИНОВ  Нужно не только Надежде Сергеевне утраченное отдать, а ещё свои расходы вернуть и с прикрывшими их командирами поделиться, те тоже рискуют увольнением. И возместить моральный ущерб матери героя России.

КУТУЗОВ  (Аршинову.) Вы так заботитесь о Надежде Сергеевне. Влюбились, что ли?

АРШИНОВ  Отставить! Я влюбился?!

КУТУЗОВ  Это я вам задал вопрос.

АРШИНОВ  Откуда я знаю, если никогда не влюблялся! (Быстро остыв.) Странно всё это… Женщина… хорошая. Другой мир… Да, хорошая женщина…

ВАСЬКОВ  У-у-у, Кутузов, а товарищ-то наш полковник смутился!

АРШИНОВ  Всё, спать! Васьков, туши свет. Надежде Сергеевне про наш уговор ни слова.

ВАСЬКОВ  Хорошо Столяров спал — не слышал…

Васьков тушит верхний свет, больные не спят, стонут.

КУТУЗОВ  Всё время думаю: военные операции мы как-то переживём, я участвовал в четырёх по три-шесть месяцев каждая, а большую горячую войну… — не знаю. Многие не вернутся…

АРШИНОВ  С горячей войны не возвращается никто.

ВАСЬКОВ  Как это? Не все же погибают, а кто выжил?

АРШИНОВ  Их тоже нет.

ВАСЬКОВ  Я про выживших, кто с войны на гражданку вернулся.

АРШИНОВ  И я про них! Люди пережили кошмар войны, вернулись домой с посттравматическим стрессовым расстройством, с «военным синдромом» — вьетнамским, афганским, чеченским, сирийским — неважно, на какой войне убивал и хоронил товарищей. Вернувшись с большой войны, фронтовики попадают в другую реальность: их место в мирной жизни оказывается занято женщинами и подростками. Они… нет, мы — мы, навидавшиеся ужасов войны, мы, до полусмерти усталые психи, инвалиды, раненые, контуженные, заживо горевшие, немощные «хроники», мы, склонные к агрессии и самоубийству, мы оказываемся обществу и семье не полезны и даже опасны. Мы нормально продолжить свой род уже не в состоянии. Вот мы, четыре повоевавших в горячих точках офицера, четыре первоначально здоровых мужика — прошли через десяток медкомиссий, — мы продолжили свой род?

ВАСЬКОВ  Ну я-то хоть завтра! Женюсь на Вере и…

КУТУЗОВ  А вырастить, а воспитать детей сможешь — со своей-то контуженной головой? Ходячий ты наш папочка. И мама без языка! Как она будет укладывать малыша спать, как научит его говорить? Или ты на годы заведёшь ребёнку песнь про свою машину?

ВАСЬКОВ  Ну не знаю…

КУТУЗОВ  Вот именно: «не знаю».

ВАСЬКОВ  Дети и без отцов как сорняки растут, им только за жизнь зацепиться.

КУТУЗОВ  Зацепиться теперь мало: чуть что, органы опеки заберут недолюбленного родителями сорняка в детдом, а там — уже на мушке у педофилов, или как донор на органы, или рекрут в бандиты. Детдомовцы официальную власть и гражданское общество ненавидят и чинят им зло, так они мстят никудышным отцам-матерям. Перевоспитать сорняка нельзя — только вырвать с корнем. Таких ты хочешь плодить?

ВАСЬКОВ  Кутузов, ты, наверное, рад, что твоя Любка-голубка не может иметь детей.

КУТУЗОВ  Не рад, но принимаю: какая из неё вышла бы мать… (Пауза.) Где-то моя Любовь сейчас… А ведь тринадцать лет вместе прожили…

Утро. Входит Надежда Сергеевна. Не увидев кровати посередине палаты, зашаталась, едва ни падает от волнения. Васькой бросается её поддержать.

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  Зона?!

ВАСЬКОВ  Ну что вы! Больному новый диагноз поставили, перевели в другую палату.

Входят Начмед, Дурында с тележкой и Клеопатра.

ДУРЫНДА  (Начмеду). Прошлой ночью сюда опять притащилась волонтёрша. Вырядилась как… Ну вы сами понимаете: всё хозяйство наружу…

НАЧМЕД  (Дурынде). Не волонтёрша, а ангел-хранитель. Не приходила, а прилетал: ангел — бесполое существо. Ангела в эту палату направила я. Госпиталю со Светочкой повезло чрезвычайно. Даже невесты наших больных не возражают против ангела, а ты дура, ты ничего не знаешь.

ДУРЫНДА  Распутство в медучилищах пока что не преподают!

НАЧМЕД  Это психотерапия! Организм больного напрягается, настраивается на продолжение рода, то есть продолжение жизни, в первую очередь своей. Бойцы выполняли приказы ценой своего здоровья и жизни. И мы, врачи, выполним свой долг любой ценой. Не до щепетильности, когда тяжёлый больной одной ногой в сырой земле. Поднимется, тогда рассуждай про этику сколько влезет. Этика для больного и здорового — разная! Светлана своими словами, красотой и нежными ручками уже целый взвод от земли подняла. А ты не можешь правильно укола сделать, кровь из вены на анализ взять, второй год работаешь. Всё: переведу тебя в регистратуру.

ДУРЫНДА  Не надо в регистратуру, Юлия Александровна! Мне стаж палатной медсестры нужен, в медицинскую академию поступать, я же военнослужащая. Я, может быть, тоже хочу… свой долг любой ценой.

НАЧМЕД  Врач — это призвание. Наша волонтёрша — истинный врач-психотерапевт без всякой медакадемии. Ты не пройдёшь у меня аттестацию медсестры. (Выводит на середину палаты Клеопатру.) Товарищи офицеры, прошу любить и жаловать. Донор кожи, Марья Розанова. (Столяров вскрикивает, шевелится, мычит. Клеопатра не узнаёт забинтованного жениха.) Жертвует сто квадратных сантиметров своей кожи для Столярова. Вот, смотрите, от каких красавиц и патриоток вам достаются запчасти. А как кожа приятно пахнет! Настоящий розан! (Санитару.) Работай: Столярова на процедуры, затем на предоперационный осмотр, я подойду.

ВАСЬКОВ  Кожа из какого места? С бедра?

НАЧМЕД  (Клеопатре). Не слушай скомороха, он палату веселит, медициной катастроф это приветствуется.

ВАСЬКОВ  Но не оплачивается, хотя бы налили сто грамм.

САНИТАР  (Столярову). Не дёргайтесь, больной Столяров! Успеете ещё наговориться.

Санитар выкатывает кровать Столярова из палаты.

КЛЕОПАТРА  (Начмеду). А он кто? Что с ним случилось?

НАЧМЕД  Склад с военным имуществом тушил, кровля обвалилась.

КЛЕОПАТРА  Склад… Мой — спецназ ГРУ.

НАЧМЕД  Тех сразу в Москву везут.

КЛЕОПАТРА  Может быть, не всегда: я и всю Москву обзвонила, объездила. Его друг передал мне сообщение: санитарный самолёт отправили сюда. Но в госпитале моего нет. Потеряла…

ВАСЬКОВ  А родители вашего что говорят?

КЛЕОПАТРА  С его мамой я ни разу не виделась. К ней в деревню сейчас съездила, там бедствие: тоже пожар, чужие люди бандитской наружности, мамы нет, куда уехала, соседи не знают. Мой папа обмолвился: так бесследно срываются с места, когда ездят на похороны.

АРШИНОВ  (Клеопатре). Прослушал, как вас зовут?

КЛЕОПАТРА  Марьей, а домашние — Клеопатрой.

ВАСЬКОВ  Как жену Кутузова.

КУТУЗОВ  Моя, если тебе угодно, Мессалина.

ВАСЬКОВ  Иван да Марья — звучит по-нашему!

АРШИНОВ  Клеопатра… Странное имя для русской девушки.

КЛЕОПАТРА  Папа историк древнего мира. На латыни Клео — слава, патра — отец.

АРШИНОВ  Слава отца?! Такие имена случайно не дают. Всегда хотел иметь дочку…

КЛЕОПАТРА  (Аршинову). У вас сыновья?

АРШИНОВ  Да… То есть нет… Простите, Марья, зарапортовался, остановиться никак не могу…

КЛЕОПАТРА  Мне так неловко. Не знаю, чтó сказать.

АРШИНОВ  Просто минутку посидите с нами, если можете. Слава отца… Да ну! Пулю в висок и… (Васькову, несерьёзно.) Одолжишь свою машину, если решусь?

НАЧМЕД  (Аршинову.) Опять за своё! Стыдно мне за вас, товарищ полковник: пугаете девушку перед операцией.

ВАСЬКОВ  Пачкать! Моя машина только в лоб или в затылок, никак не в висок. Побрились бы лучше, чем ныть! Вы же ходячий: а ну встали и строевым шагом — ать-два! — пошли бриться!

АРШИНОВ   (Начмеду). Я, можно сказать, теперь так шучу. (Клеопатре.) Вам — счастья, удачи, мне — бриться!

КЛЕОПАТРА  Выздоравливайте. До свидания!

ВАСЬКОВ  До встречи!

КУТУЗОВ  Не пропадайте! Мы будем вас ждать!

КЛЕОПАТРА  Приду! Обязательно приду!

Клеопатра и Начмед выходят. Аршинов готовится идти бриться. Входит Ангел-хранитель.

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  Мальчики, здравствуйте!

ВАСЬКОВ, КУТУЗОВ, АРШИНОВ  Здравия желаем!

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  Иван мне сейчас, в коридоре, сказал: донор — Клеопатра —  его невеста! По голосу и запаху кожи узнал.

ВАСЬКОВ  Не понял! Старлей же не может говорить.

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  Это вы не умеете слушать.

ВАСЬКОВ  То-то он задёргался и хрипел, когда услышал про Клеопатру. Мы уже знаем, что невеста.

АРШИНОВ  Это моё первое радостное событие здесь! Сейчас побреюсь и окончательно оживу!

КУТУЗОВ  Девушка выглядит благородно, чисто воспитанница Смольного института с фотографии. Они, хотя дворянского рода, в Первую мировую пошли сёстрами милосердия в лазареты ухаживать за тяжелораненными. Решила отдать часть своей красоты неизвестному бойцу. Благородно! Была бы шляпа, снял перед ней.

ВАСЬКОВ  Выходит, часть тела невесты станет частичкой жениха. Из них получится единое целое! А он её даже не трогал…

КУТУЗОВ  Не гладил…

АРШИНОВ  Не обнимал…

КУТУЗОВ  Повезло Ивану, я рад за него.

АРШИНОВ  Товарищи офицеры, похоже, я начинаю радоваться, что оказался в Ожоговом центре. Надо было поджариться, чтобы по-новому захотеть жить!

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  Сюда, видела, генерал поднимается, может быть к вам, его дурында в коридоре перехватила. (Аршинову.) Ваше заявление на развод уже в ЗАГСе, я слово держу.

ВАСЬКОВ  Все хотят жить по-новому! Разводятся, женятся… Я тоже хотел по-новому, а Веру сегодня выписали. Даже не попрощалась, ушла!

КУТУЗОВ  Да мало ли почему не попрощалась! Не успела! Приехала родня, взяли в плен безответную и силком утащили. Как сейчас санитар увёз Столярова.

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  (Васькову). Возьмёшь её адрес, найдёшь телефон — делов-то!

АРШИНОВ  Сваха, Юлия Александровна, поможет.

КУТУЗОВ  А могла и обдуманно не попрощаться.

ВАСЬКОВ  Зачем?

КУТУЗОВ  Хочет проверить серьёзность твоих намерений: будешь искать или нет. Ты при ней сам себя называл болтуном. Или (Передразнивает Васькова.) любовь и госпиталь несовместимы?

ВАСЬКОВ  Вот умеешь ты, Кутузов, всё объяснить! Спасибо, друг! А меня сразу тянет взять машину и — кого в лоб, кого в затылок. Ну правильно: она же битая, хотела проверить на веру — достоин ли я с боевой подругой в разведку идти. Вера, надежда, любовь…

Входит Генерал. Он принёс водку, быстро прячет бутылку в ближайшую тумбочку.

ГЕНЕРАЛ  Здравствуйте, товарищи офицеры!

КУТУЗОВ, ВАСЬКОВ, АРШИНОВ  Здравия желаем, товарищ генерал-лейтенант!

Получается не очень дружно, потому что следом за Генералом влетает Дурында, прямым ходом несётся к тумбочке, вынимает из неё бутылку.

ДУРЫНДА  (Генералу.) Отдам больному Аршинову перед выпиской. Товарищ генерал-лейтенант, не вздумайте шустрить. Я здесь таких ловкачей навидалась — у вас воображения не хватит повторить! Даже в утку медицинский спирт наливали, а я по запаху под кроватью нашла! Я пока ещё не старшая медсестра, но в этой палате главная! Ясно, больной Аршинов?

АРШИНОВ  Так точно! Я небольшой любитель выпить. Просто водка притупляет боль и предотвращает тромбы.

ДУРЫНДА  Тромбы — да, но снижает приживаемость кожи и отторгает препараты заживания — я помню, учила! На вас импортных материалов не напасёшься. А какой сегодня курс рубля, вы хоть знаете?

АРШИНОВ, ГЕНЕРАЛ  (хором). Никак нет!

ДУРЫНДА  То-то! Водку реквизирую — всё! Хотите писать на меня рапорт?

АРШИНОВ, ГЕНЕРАЛ, ВАСЬКОВ, КУТУЗОВ  (хором). Никак нет!

ГЕНЕРАЛ  (Дурынде). Свободна!

ВАСЬКОВ  (Дурынде). Рядовой Маргарита, ать-два!

Дурында, торжествуя, выходит.

ГЕНЕРАЛ  Бр-р-р! Откуда таких главных берут?

АРШИНОВ  Чёрт с ней, начмед скоро в регистратуру её переведёт. Вы же не одну принесли.

ГЕНЕРАЛ   Само собой. Неизбежные боевые потери предусмотрены… (Вынимает из-под халата бутылку, закуску, стаканчики, ставит на тумбочку у кровати Аршинова.) Хорошо, генералов пока ещё на проходной не шмаляют. Обмоем, Сергей, твою звезду!

ВАСЬКОВ  Присвоили-таки генерала! (Аршинову.) Я говорил: ещё послужите!

КУТУЗОВ  Могли присвоить и списать, кинуть звание ради генеральской пенсии.

ГЕНЕРАЛ  Отставить пенсию! (Васькову.) Разливай! (Аршинову.) Тебе дают бригаду в Подмосковье. (Вручает Аршинову генеральские погоны.) Служи, гвардии генерал-майор!

Аршинова поздравляют, чокаются, выпивают.

ГЕНЕРАЛ  (Аршинову). А чего такой кислый?

АРШИНОВ  От одной мысли, что моя супружница узнает — и прилетит «лечить» свежеиспечённого генерала.

ГЕНЕРАЛ  Она раньше тебя узнала, и в городе уже второй или третий день. Но я устроил так, чтобы её в госпиталь не пускали. Только на всякий случай в палате все форточки закройте…

Входят Начмед, Надежда Сергеевна, Клеопатра, Дурында с тележкой, Санитар закатывает кровать со Столяровым. Водку и стаканы на тумбочке Васьков накрывает полотенцем.

АРШИНОВ  (весело). Сотовый отобрали, форточки закрою, побреюсь — и заживу! Благоверная, думаю, уже знает не только о генеральстве, а и про моё заявление о разводе.

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  О разводе?.. Решились…

НАЧМЕД  (Надежде Сергеевне). Вашего сына перевозят в Москву, санитарный вертолёт прилетит через три часа, будем собираться. Пересадку кожи от Марьи сделают уже в столице. Невеста тоже летит.

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  А я?

НАЧМЕД  И вы, я договорилась.

Входит Любовь

ДУРЫНДА  (бросается наперерез Любови). Посторонним вход запрещён! Палата для тяжёлых!

ЛЮБОВЬ  У меня пропуск… Здесь где-то мой раненый муж. Светлана!

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  (Начмеду). Мы, волонтёры, десять дней искали жену Ковригина, нашли, привезли. (Любови). Вот твой муж, онемел от счастья.

КУТУЗОВ  Это я…

ЛЮБОВЬ  (подходит). Ты?! Никогда тебя не видела… таким.

КУТУЗОВ  Я скоро встану. Выкарабкаемся как-нибудь. Главное, ты пришла…

ЛЮБОВЬ  Пришла к мужу и не уйду никогда. Ты же раненый! Прости за всё! Теперь я буду тебя выхаживать!

Входит Прикрытие.

ПРИКРЫТИЕ  (Генералу). Товарищ генерал-лейтенант, разрешите обратиться к товарищу полковнику!

ГЕНЕРАЛ  К генерал-майору. Разрешаю.

ПРИКРЫТИЕ  (Аршинову). Поздравляю! И у вас жизнь налаживается.

К Аршинову и Прикрытию подходит Васьков, Прикрытие что-то им тихо говорит. Оба обрадованы сообщением и жмут руку Прикрытию, хлопают его по плечу.

ПРИКРЫТИЕ  (передаёт Васькову бутылку водки). Лучше поздно, чем никогда.

Васьков прячет водку под халат и подходит к кровати Столярова, возле которой находятся Надежда Сергеевна и Клеопатра.

ВАСЬКОВ  Поздравляю святое семейство! Теперь у вас средств хватит на две свадьбы и две новые усадьбы. Особенно постарались вон тот парень и генерал Аршинов.

НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА  Как постарались?

ВАСЬКОВ  Военная тайна! Позже узнаете.

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ  (Аршинову). Ну, что же вы? Они улетят!

Аршинов отводит Надежду Сергеевну в сторону.

АРШИНОВ  Надежда Сергеевна, меня скоро выпишут, дадут отпуск по ранению… Можно я к вам… в Москву. Я…

Надежда Сергеевна обнимает Аршинова. Васьков, вопросительно взглянув на Генерала и Начмеда и получив от них кивки, торжественно выставляет водку на тумбочку и разливает. Входит Вера, кидается к Васькову, невнятно говорит что-то.

ВАСЬКОВ  Вера?! Моя Вера! Ура! А я собирался тебя искать!

ДУРЫНДА  Юлия Александровна, водкой пахнет! Я же у них отобрала!

ГЕНЕРАЛ  Генералы с одной бутылкой на праздник не ходят.

ДУРЫНДА  Какой праздник?! Они же больные! Больной Васьков, на перевязку! (Увидев обнимающихся Аршинова и Надежду Сергеевну.) Это ещё что такое?!

КУТУЗОВ  Это любовь!

ДУРЫНДА  (показывает на Ангела-хранителя пальцем, обращаясь к Начмеду). Всё она!

ГЕНЕРАЛ  (Дурынде). И все мы!

ДУРЫНДА  (озирается). Или я чего-то не поним… Юлия Александровна, пить за любовь — это тоже современная психотерапия?!

НАЧМЕД  В некоторых случаях — ещё какая! Начинаешь понимать. Ты главная по палате, решай. Разрешишь нам отпраздновать? Или рапорт напишешь?

ДУРЫНДА  Вас слишком много. А, пейте!Я, может быть, тоже хочу… за любовь.

НАЧМЕД  Разрешение есть! Самый оздоровляющий тост: за веру, надежду, любовь!

Все кричат: «Ура!»

Занавес